Ключевой - [26]

Я совершенно разумно не стал устраивать сцен возле входа в детсад, а спокойно проехал за их машиной. Хотя спокойно – не то слово, папа-Арагоцян водил довольно резво. Впрочем, эта погоня продолжалась недолго. Как выяснилось, жили они недалеко, в большом многоэтажном доме. И в тот момент, когда внедорожник притормозил перед въездом на подземную парковку, я, резко остановившись у самого бампера черного автомобиля, выскочил на улицу и подбежал к водительской двери. Дядька посмотрел на меня встревоженно, однако я жестами извинился, и он открыл окно.

– Что случилось, дорогой?

– Добрый вечер, вы извините ради бога, но мне очень нужно поговорить с вами и вашим сыном.

– С моим сыном? – удивился Арагоцян-старший.

– Да. Дело в том, что наши дети ходят в один сад, в одну группу… Привет, – помахал я рукой, видя, как из глубины салона на меня заинтересованно смотрит Артурка.

– И что? Они подрались? Артур-джан, в чем дело? – обернулся он к ребенку.

– Нет, – замотал я головой. – Тут такая история…

А вот какую историю рассказать папаше, чтобы он не поднял стекло перед моим носом и не скрылся в распахнутых воротах подземки?! Погружаться в вязкие детали я не стал и решил действовать более прямолинейно.

– Ты меня помнишь? – обратился я сразу к мальчику. – Я недавно приходил.

Тот ничего не ответил, вместо этого как-то странно посмотрел сквозь меня и наклонил голову, словно я мешал ему увидеть то, что он пытался разглядеть за моим плечом. Я машинально обернулся, позади ничего не было – кирпичная стена да окна магазинчика, ютившегося на первом этаже.

– Сын, ты знаешь этого дядю? – переспросил отец.

– Нет, – уверенно покачал головой мальчишка.

– Видите ли, в чем дело, – поспешил объясниться я. – Мой сын потерялся. И Артур – единственный, кто его видел.

– Как потерялся? – удивился мой собеседник. – Так иди в полицию, дорогой.

– Ну не совсем потерялся… – начал давать я задний ход. – Он как бы потерялся во времени и пространстве.

– Что это значит?!

– Ну он ни с кем не общается, кроме вашего сына.

– Ни с кем не общается, – вздохнул Арагоцян-старший, посмотрев в зеркало заднего вида на своего отпрыска. – Ох, я тебя понимаю. Но, думаю, он не поможет. Тебе тоже к психологу надо.

– К кому? – переспросил я.

– Есть хороший психолог, детский. Для… специальных детей.

– Да нет, вы не так поняли. То есть спасибо, конечно. Но я могу задать Артуру несколько вопросов?

– Ай, слушай, сейчас неудобно, – начал нервничать армянин, видя, как Артур теперь раскачивается из стороны в сторону. – Его надо домой. Устал, видишь?

– Да, да, конечно, – положил я руку на ребро двери, чтобы он не закрыл стекло. – Просто… Артур, ты когда видел Максима, когда ты с ним говорил?

– Дорогой, лучше руку убери, – с металлом в голосе произнес водитель.

Артур в этот момент начал кроме раскачки еще и мычать что-то.

– Простите, – отступил я назад, видя, что мальчик не вполне здоров.

– До свидания, – отрезал его отец и, закрывая на ходу стекло, двинулся вперед.

На какую-то пару секунд я оказался напротив заднего сиденья, где, раскачиваясь, сидел пацан, и в этот момент он быстро поднял рисунок, который вынес из сада, и прижал его к окну. Там было что-то намалевано, какие-то крестики, черточки, прямые линии. Но что-то в нем было еще… Как в графической головоломке, когда среди пятен вдруг проступает изображение. У меня не было времени разглядывать это внимательно – всего мгновение, пока машина двигалась мимо. Но в ту секунду я готов был поклясться, что в этом детском рисунке я увидел свое собственное лицо! Или, может, это блеснуло отражение в стекле автомобиля?

Арагоцяны уехали, а я остался стоять на том же месте. Из оцепенения меня вывел резкий звук – подъехавшая следом за мной на парковку машина громко сигналила, чтобы я убрал с дороги свой автомобиль. Я вернулся за руль и отъехал в сторону, затем развернулся и двинулся уже к себе домой, пытаясь сложить хоть какие-то кусочки этой головоломки. Мое состояние трудно было описать словами. Во мне словно одновременно существовали два человека – один просто вопил от отчаяния и необходимости бежать и трясти этого парнишку, как грушу, вытаскивая из него по крупицам все, что он знает про моего сына, про своего вымышленного друга Кота; а другой – демонстрировал невероятное спокойствие, словно никуда не надо было торопиться, спешить, словно все шло, как обычно, своим чередом. Эти два человека раздирали меня на половины и своей борьбой отнимали невероятное количество сил.

Приехав домой, я просто умылся и лег в постель, хотя было еще очень светло – часы едва отбили восемь вечера. И, только я коснулся подушки, как практически сразу погрузился в глубокий сон. Настольно крепкий, что даже не слышал, как пришла Вероника. Проснулся я около трех часов ночи, не вполне точно соображая, где нахожусь. Но, обнаружив рядом с собой мирно посапывающую жену, я вновь отключился.

С утра мы с ней еще раз обсудили мою поездку. Родители Вероники уже были предупреждены и гостеприимно ожидали меня в родовом гнезде питерской типовой застройки. Особенно, как я полагаю, грядущей встрече с зятем рада была Инесса Эдуардовна.