Ключевой - [25]

После этих слов Курыгин просто сидел с открытым ртом, ему только не хватало выпадающей из губ сигаретки, чтобы проиллюстрировать все его изумление. Он вот уже полгода бился, пытаясь меня уничтожить, вычертить своим красным карандашом из своей сферы влияния, а тут я сам сдаю все без боя, уезжаю в культурную ссылку, ухожу, поджав овечий хвостик. Дав ему мгновение насладиться своим триумфом, я встал из-за стола и, коротко кивнув, вышел из его кабинета.

Вскоре я так же, по пожарной лестнице, вернулся к себе, собрал вещи и вскоре, дабы не встречаться с Машей Бартош, явно поджидавшей меня на стойке ресепшен, той же тайной тропой покинул здание бизнес-центра.

● ● ●

Время течет, и все изменяется. Так меняемся и мы. Еще какую-то неделю назад жизнь моя была спокойной и размеренной. В ней было все просто и понятно. Мой любимый сын носился по желтому от цветов неприхотливого козульника полю, которое открывалось сразу за задним двором нашей дачи. В руках у него был самолетик, который он таким образом «запускал». А я сидел, привалившись к штакетнику, и, пытаясь заслонить экран от солнца, печатал очередную критическую статью про взаимоотношения народа и власти. Как и остальные мои статьи, эта была тоже про их взаимную любовь, замешанную на крови, протестах и коррупции, но весь этот социальный напалм оставался там, за тонким зеркалом дисплея моего ноутбука. Словно это был другой мир, бесконечно далекий от этого дивного ромашкового луга. Вот оно, настоящее счастье – наблюдать за тем, как твой ребенок с самолетиком в руке бежит, радуется и смеется.

Но сейчас поле было серым. Цветы попрятались или уже отцвели вовсе. С утра моросил противный дождь. Было холодно, несмотря на то что наступило календарное лето.

Я повернулся и пошел к дому. Как и следовало ожидать, никаких следов присутствия Максима здесь не было. Ни «штаба» на дереве, ни песочницы посреди участка (которую я специально обнес сеткой, чтобы туда не добрались местные кошки, известные любительницы игр на песке), ни в самом доме ничто не напоминало о нашем сыне. Дом я обыскал с особым пристрастием, но, к своему разочарованию и одновременно к облегчению, не нашел ничего. К разочарованию, потому что думал, что какая-то мистическая штука, которая способна указать мне путь, могла меня поджидать, скажем, под кроватью; а к облегчению, потому что никаких знаков, указывающих на романтический вечер с Портновой, который случился здесь на днях, если верить Мишину, также обнаружено не было.

Я приехал на дачу, чтобы подготовить ее к отъезду. И, хотя Вероника обещала наведываться сюда «иногда», я понимал, что до моего возвращения вряд ли кто-то здесь появится, кроме Заурбека. Но тот был просто наемным рабочим, поэтому мне все предстояло проверить самому. К тому же я все-таки питал слабую надежду, что, возможно, я увижу какие-то знаки, которые подскажут мне, что я не сошел с ума. А с каждым днем такая вероятность становилась все выше. Я уже был не так твердо уверен в своей предыдущей жизни, как в первый день. Я начинал забывать какие-то детали, имена друзей Максима, места, где мы были, а ведь прошла всего неделя!

Это может показаться странным и нелепым, но на днях я загрузил программу по составлению фотороботов и собрал, как мог, портрет сына. Вышло, честно говоря, сомнительно, и если поначалу мне казалось, что я уловил детали довольно точно, то сейчас, глядя на свое «художество», я был вовсе в этом не уверен. Но хоть так! Иначе через пару недель я наверняка забыл бы, как выглядит его лицо.

Веронике я в тот же вечер, после разговора с Шацким, рассказал, что меня направляют с ревизией в питерский филиал, и пообещал, что не буду останавливаться в гостинице, а займу комнату у ее родителей. Она тут же пообещала приезжать, проведывать меня каждую неделю, и в это я поверил с куда большей охотой, чем в ее вероятные поездки на дачу. Также я определился с планом своих действий, собрал в блокнот все возможные нити, которые могли привести меня к сыну. Там был и мальчик из детсада, и список мест, где мы успели с Максимом побывать. Я был серьезно настроен все их посетить и проверить, включая парки развлечений Лос-Анджелеса, горнолыжный курорт в Сен-Моритце и пару турецких ресортов. Но прежде всего мне нужно было дождаться Кота, а я почему-то верил, что это произойдет, хотя животное не появлялось с того момента, как сбежало от меня сквозь решетку двора.

Один из пунктов этого плана я начал реализовывать буквально вчера, когда, наконец, добрался до Артурки Арагоцяна. До того самого пацана из группы Макса, который «узнал» меня. Мне пришлось проторчать у садика несколько часов, сидя на заднем сиденье своей машины, чтобы меня ненароком не заметил выходивший иногда покурить за ворота охранник Виталя. И вот, около семи вечера, мне улыбнулась удача: калитка распахнулась, и на улицу вышел малец и его армянский папа – толстый лысый дядя в черной футболке и белых штанах, с золотой цепью на шее. Артур держал в руках листок с рисунком и что-то оживленно рассказывал родителю, который в этот момент разговаривал по телефону, постоянно протыкая перед собой пространство коротким указательным пальцем. Они подошли к внедорожнику, стоявшему неподалеку от входа, и пока я, конфликтуя с затекшими конечностями, переваливался на переднее сиденье, Арагоцяны тронулись в путь.