Ключевой - [28]

Да, была еще веранда. Вернее даже, в типовом варианте домика это было просто крыльцо. Довольно просторное, но не для наших широт. Поэтому я доплатил, чтобы бригада застеклила его. В итоге получилось неотапливаемое, но вполне сносное для хранения одежды, обуви и горных лыж помещение с большими панорамными стеклами. На веранде прекрасно было сидеть за большим столом с друзьями, пить чай и любоваться плиткой парковки и откатными воротами.

Но сегодняшнее мое чаепитие было одиночным, поэтому, вскоре завершив его, я кинул взгляд на часы, подаренные мне коллегами по предыдущей работе, – это было что-то а-ля судовой компас, и понял, что пора укладываться спать. Я отнес посуду на кухню, ополоснул кружку и вилку и прошел в ванную. Котел уже разогрел воду, поэтому я с удовольствием принял душ и через несколько минут развалился на диване прямо в полотенце. Ноги я положил на свой любимый прикроватный пуфик, обитый красным бархатом с желтой кисеей по краям. По-моему, он на дачу приехал вместе с диваном, по крайней мере он был родом примерно из тех же времен.

Пощелкав каналы, я остановился на старой отечественной комедии, которую видел уже сотню раз. Но была это просто ностальгия или тогда правда умели лучше снимать, я решил досмотреть ее до конца.

Проснулся я ночью от холода. Все-таки электрообогреватели я не включал, понадеявшись на печку, и в итоге дом остыл. Было три часа. Опять то же время, что и вчера. Я поднялся с дивана и с трудом разогнул затекшую шею. Телевизор, настроенный на ограниченное время работы без команд, отключился самостоятельно. Я поспешил в ванную, где вечером оставил свою одежду, и быстро оделся.

Поеживаясь, я вернулся в зал и, дойдя до лестницы на второй этаж, выключил свет. На улице было еще темно, однако неясный серый рассвет уже был близок, короткие июньские ночи заканчивались быстро. Я собирался еще лечь поспать, но, едва сделав шаг на первую ступень лестницы, вдруг замер.

Сквозь окно, выходившее на задний двор, я различил стоящую по ту сторону штакетника, на поле, маленькую фигурку. Это был ребенок. У меня все похолодело внутри. По спине пробежали мурашки. В оцепенении вглядывался я в даль, стараясь различить в этом силуэте знакомые черты и одновременно боясь движением спугнуть этот образ, настолько призрачным он мне казался.

Да нет же! Вот, на голове панамка, ручками он взялся за штакетник и словно вглядывался в окна дома.

– Максим! – заорал я изо всех сил и бросился к двери. Зацепившись по дороге за пуфик, я чуть было не упал и, с трудом удержавшись на ногах, уже через мгновение был на веранде. Прямо так, не обуваясь, босиком я вылетел из дома и, обогнув его, бросился через задний двор к забору. Прошло от силы секунд пятнадцать, но ребенка там не было. Я обернулся, лихорадочно шаря глазами по двору, и тут же выбежал на поле. Сделав несколько прыжков в темноту, я остановился.

– Максим! – крикнул я снова что есть мочи, и добавил, угасая: – Максим…

И тут силы оставили меня. Я упал на колени прямо в сырую траву и зарыдал. Все это копилось во мне и вот теперь прорвало. Я плакал навзрыд. Я просто выл, как загнанный зверь, сжимая в кулаках холодную мокрую траву. Слезы текли по лицу. Не было ни стеснения, ни стыда. Я просто не мог остановиться.

Это видение, такое пугающее и такое нужное мне одновременно, стало тем водоразделом, что делил меня на до и после. За эти минуты точно понял, что я просто не могу без сына. Физически не могу. Жизнь бессмысленна и бесполезна. Мне так хотелось прекратить эту боль, вырвать ее из себя и забыть, забыть навсегда. Тупое бессилие и страх душили меня. Я всхлипывал, задыхался, чувствовал горький вкус слез на губах, но не мог остановиться.

Это продолжалось минут пять. Я редко плакал в жизни, но так я не плакал вообще никогда. Даже когда уходила мама и я понимал, что не могу ей ничем помочь, лишь на лестничной клетке хосписа я позволил себе проронить пару слез. Но сейчас… Это было совсем другое. Словно у меня забрали часть души, а на ее месте осталась пустота – огромная черная дыра, которая всасывала меня внутрь, ломая полностью.

Через некоторое время я успокоился и поднял глаза кверху. Дождь, моросивший вчера весь день, закончился, и за горизонтом уже готовилось к своему раннему подъему солнце. Серое на востоке небо начинало набирать розовый цвет. И я видел, что и следа туч на небе не осталось – день обещал быть ярким и светлым.

Недалеко лаяли собаки, вероятно, я всполошил своим криком всю округу. Начинали заводить свои песни деревенское петухи – некоторые наши соседи держали хозяйство. В кронах деревьев щебетали птицы.

Я еще раз огляделся. Нет, я был абсолютно один. Даже если допустить, что ребенок действительно стоял за забором, пусть не Максим, а какой-то местный мальчишка, то так быстро ретироваться он никак бы не успел. Значит, все-таки мне показалось. Я увидел то, что хотел увидеть, и, определенно, начал сходить с ума.

Вернувшись домой, я помыл в душе грязные ноги, умылся сам, коротко глянув в зеркало на свое опухшее лицо, и пошел опять в зал, к окну. Там я простоял, наверное, с полчаса, может, и больше, просто глядя на то место, где мне почудилась детская фигурка. Не могу сказать, что я о чем-то думал. Я просто стоял и смотрел в окно. Солнце уже вот-вот должно было появиться из-за горизонта, летний день вступал в свои права.