Голоса стали откровенно угрожающими и в их шелестящем шёпоте звучали обещания грозящих мне мук, перед которыми меркли все пытки, придуманные людьми. Невидимые руки трепали одежду, рвали её в лоскуты, тащили меня обратно.
— Отъебитесь! — крикнул я и запустив руку в несуществующий карман, вытащил из него воображаемую гранату. Придуманное кольцо звякнуло, упав на ступени, существующие лишь в моём воображении, и я запустил нечто холодное округлое в бесконечность, переставая понимать, какого хрена делаю.
Кто-то огромный расхохотался оглушительным смехом и хлестнул по глазам ярким светом, вынудив вскрикнуть от боли. Меня изо всех сил толкнули в грудь, и я угодил в липкую паутину, охватившую тело с ног до головы. Теряя последние крохи рассудка, я бился в ней, будто муха, пришедшая на обед к пауку. С лёгким треском липкие нити порвались, и я шлёпнулся на мокрую, после недавнего дождя землю, проехав задом по пожухшей траве. Холодный ветер набросился на меня, как голодный пёс на вожделенную кость, а слабые лучи ноябрьского солнца жгли глаза сиянием электросварки.
Доходило до меня очень долго и только когда джинсы окончательно промокли, а зад основательно замёрз я сообразил, что всё-таки выбрался из Бездны. Никакой радости по этому поводу я не испытывал — только бесконечную усталость и голод.
Передо мной простиралось бесконечное ровное поле, покрытое чахлой растительностью. По тусклому небу бешено неслись тёмные тучи, скрывая багровый диск солнца. И куда мне теперь идти? Я и представить не мог, где именно нахожусь.
За моей спиной зажужжало, и я резко повернулся, вскидывая Калашников.
Уже сидя на земле, я долго смотрел перед собой, не в силах поверить глазам.
Потом поднялся на ноги, покачал головой и медленно передвигая окаменевшими ногами, побрёл в сторону широкой автострады, по бетонной поверхности которой проносились автомобили.
— Это уже третья банка, — заметила жена, пристально наблюдая за мной. — Ты не обожрёшься?
— Не твоё дело, — проворчал я, погружая столовую ложку в банку с чёрной икрой. — За свои ем, кровно заработанные.
На столе передо мной стояли две пустые банки, одна полупустая, буханка белого хлеба и полбутылки водки. Миновал второй день после моего возвращения, а я никак не мог наесться, опорожняя холодильник, который тотчас заполняла супруга, покупая исключительно те деликатесы, которые мы не могли себе прежде позволить. Теперь то денег хватит и на большее. В поясе, который я снял с дохлого Шведа оказалось ровно сто двадцать четыре тысячи долларов. На кой хрен лысоман таскал с собой такую сумму — я просто не мог себе представить. Должно быть банкам не доверял.
Кстати, моя разлюбезная супруга никак не могла понять, почему я припёрся домой с такой щетиной. По календарю я вернулся вечером следующего, после моего отъезда, дня. Как такое могло произойти — понятия не имею, но после всех чудес Бездны, именно это меня совсем не удивляло. Впрочем, супруга тоже не слишком удивлялась временным парадоксам. Больше всего её поразила сумма, которую я вытряс из пояса на пол, образовав радующую глаз горку из салатных купюр.
— За деньгами-то никто не придёт? — в сотый раз спросила Ольга, нервно потирая руки.
— Их хозяин давным-давно стал покойником, — пробормотал я с набитым ртом. — Да и будь он трижды живой, ему никогда не выбраться оттуда, где он остался. Там — самая глубокая, в мире, могила.
— Сегодня утром кто-то звонил, — сказала жена, — спрашивали, здесь ты живёшь или нет.
— Кто звонил то? — спросил я, поглаживая свой, изрядно впавший за время странствий, живот. — Может с работы кто? Так надо было сказать, что я увольняюсь. Я там таких денег и за сто лет не заработаю.
— Он не сказал, — Ольга пожала плечами. — Приятный такой голос…
— Хахаль твой, наверное, — я откинулся на спинку стула. — Переживает, что муж так рано вернулся.
— Да нет у меня никого! — голос жены искусно дрогнул, а в уголке глаза появилась слезинка, произведённая молниеносным надавливанием на веко. — Я же люблю только тебя.
— Ну есессно, — буркнул я, — меня и мои сто двадцать четыре штуки. Чё там дочка делает?
— Играется со слоном, которого ты ей притащил. Зачем же такого огромного? Он же раза в три больше её!
— Нравится — пусть играет, — великодушно разрешил я, раздумывая, не выпить ли ещё рюмашку. Решил, что не стоит. Главное — я теперь могу отдыхать сколько влезет. Никто не придёт, чтобы вытащить меня в какую-нибудь срань, не будет резко и настойчиво звонить в дверь.
В дверь позвонили.
Резко.
Настойчиво.
Жена, от неожиданности, шарахнулась в сторону, зацепив плечом холодильник, который качнулся, позвякивая начинкой.
— Выйди, — попросила Ольга. — Мне почему-то страшно.
— Вот блин, — в сердцах сказал я, поднимаясь из-за стола, — обычно сама первая бежишь…Кто?
Вопрос адресовался стоящим за дверью мужикам. Через глазок я не мог, как следует оценить их внешность, сумев только посчитать количество (двое) и определить разницу в размерах (один в два раза выше и шире второго). В общем-то необходимости общаться через дверь не было: после некоторых инцидентов моя уверенность в своих силах значительно выросла.
