Ключ - [9]

Это ещё кто такие, что так решительно шагают в направлении, избегаемого всеми, Архива?

Недоумение Мика тут же разрешилось, когда он взглянул на лозунги, аккуратно выведенные чёрным на серой и белым на чёрной ткани транспарантов.

«Долой газеты!» — кричал первый, самый маленький.

«Добьёмся полного запрета на печатную продукцию!» — развивал ту же тему второй.

«Книги в огонь!» — вопил третий.

«Поддержим правительство в борьбе с бесполезным образованием!» — возвещал четвёртый.

«Не дадим развратить своих детей губительной учёбе!» — призывал шестой.

«Знания — грех!» — проповедовал седьмой.

«За чистоту и невинность умов!» — подытоживал восьмой.

Стройные колонны углубились в пределы площади Архива Конгресса шагов на двадцать и остановились в молчании. У Мика от беспокойства защемило сердце. Что сейчас произойдёт? Неужели они пришли громить главное хранилище знаний цивилизации, центром, которой является этот город?

Демонстранты стояли неподвижно, наверное, секунд десять и вдруг, словно по команде завопили, заверещали и засвистели все разом! В направление здания Архива Конгресса полетели огрызки, объедки, смятые клочки бумаги, бывшие когда-то газетами и страницами книг. Протестующие по-обезьяньи прыгали, кривлялись, выделывали неприличные жесты, а некоторые, сняв штаны, демонстрировали свои филейные части тел, повернувшись задом в сторону Архива.

Содом продолжался минуты три, после чего митингующие, как по команде прекратили выражение своего протеста, моментально навели порядок в своих рядах и удалились в торжествующем молчании. Мик перевёл дух.

Положительной чертой почти всех безумств охвативших преображённый город, было то, что они редко имели фатальные, катастрофические или хоть сколько-нибудь серьёзные последствия. Чаще всего немыслимые страсти, громоподобные речи, зловещие призывы, угрозы и проклятия сотрясали воздух, развлекая толпу, грозившую смести всё на своём пути, но имеющую свойство быстро остывать и переключаться на другой объект внимания.

Мик размышлял с минуту, не стоит ли ему вернуться за метлой и убрать мусор оставленный поборниками «чистоты и невинности умов», но тут он вспомнил, что понятия не имеет, где в здании Архива находятся мётлы, а обращаться за этим делом к библиотекарше не хотелось, и, скорее всего, было бы бесполезной тратой времени. Тем более что головная боль его не прошла, а наоборот усилилась видимо из-за всего увиденного и услышанного только что.

И тогда он встал со своего мраморного сидения и направился в сторону прохода ведущего к площади, откуда не раздавалось ни звука. Это была самая тихая и спокойная площадь из всех, что были в городе, несмотря на то, что она же была, наверное, самая большая. Дело в том, что здесь никогда не проводились митинги, а делалось это в знак уважения к личности великого человека, почётного гражданина города о котором среди его жителей, да и за пределами, ходили легенды. Это была… площадь Дульери!

Здесь стоял его памятник — трёхметровая бронзовая статуя на высоком четырёхгранном постаменте, сплошь покрытом высеченными золотом надписями о деяниях великого героя. Сама статуя изображала полного человека в небрежно сидящем костюме, широкополой шляпе и с сигарой в зубах. Дульери стоял, широко расставив ноги, с руками, засунутыми в карманы брюк, безжалостно смяв при этом полы пиджака. Его глаза светились мудрым прищуром, а на открытом широком лице играла обезоруживающая улыбка.

Мик тоже улыбнулся, когда вспомнил какое впечатление произвёл этот монумент на того кому он был поставлен.

Глава 6 Казусы разведки, большие и малые

Это случилось после того, как они четверо беспрепятственно вошли в город, успешно посетили банк, где сняли кругленькую сумму денег и зашли в магазин одежды, чтобы привести в порядок свой гардероб. Вот тут-то и вышла первая заминка.

Хозяин магазина, узнав, что надо его посетителям, искренне огорчился.

— Как, и вы туда же? — спросил он с таким печальным видом, как будто стал свидетелем непристойного поведения того, кто был образцом невинности.

— Что вы имеете в виду? — осведомился Фиг, уже присмотревший себе щегольской серый костюм в тонкую полоску.

— Я имею в виду, что если такие, как вы поддаются общим соблазнам, тогда действительно всё пропало! — ещё более печально произнёс странный торговец и горестно вздохнул.

Путешественники переглянулись.

— Мы по-прежнему не понимаем вас, любезнейший! — вступил в разговор Драгис, повернувшись к хозяину магазина всей своей внушительной фигурой. — Если вас смутил наш внешний вид, то поверьте, мы в состоянии заплатить…

— О, ужас! — возопил, вконец расстроенный негоциант. — Если члены общины «Бедствующих» способны заплатить, что остаётся делать нам, несчастным?! Вы были последними, кто был свободен от стяжательства в этом мире, последними, чьи молитвы могли быть услышаны, ибо произносились они устами, не знающими лжи, лести, зависти! Ваши души были невинны, а карманы пусты, как это завещал вам святой Мик, чьим путём вы шли до сих пор. Вы презирали богатства, и даже достаток, жили под открытым небом, одевались в священные лохмотья и питались объедками. Вы брали на себя все, что недоступно нам, жаждущим денег… Вы молились за нас, утопающих в грехах, за нас, слабых и порочных!..