Клятвоотступники - [56]

— Вы правы, — согласился с мнением заместителя прокурора республики Сауляков, разливая чай по чашкам. — Ваши слова подтверждаются практикой.

— Мы с Иваном Сергеевичем будем допрашивать Хохлова. Распорядись, чтобы его доставили в следственную комнату, — приказал Рыков.

— Есть, товарищ полковник, — ответил Сауляков.

Он по телефону отдал необходимые распоряжения. Попив чаю, Рыков и Федченко направились в следственную комнату. Хохлов сидел на табурете, низко опустив стриженную голову, на которой особенно ярко вырисовывалась намечающаяся лысина. Не вставая с места, он ответил на приветствие и внимательно посмотрел сначала на одного, потом на другого из вошедших. Федор Федорович назвал себя и представил Ивана Сергеевича, сказав, что тот будет вести протокол допроса.

— Ого, какие важные персоны меня навестили. И вы считаете, что я перед вами буду стелиться травой? Не выйдет. И вы, и вы, — он показал пальцем на Рыкова и Федченко, — еще ответите за грубейшее нарушение закона. Прокуратура и милиция посадили в тюрьму невинного человека. Это не только противозаконно, но и подло! — выкрикнул Хохлов.

— Но-но. Не нужно истерик. Вы прекрасно знаете, что невинных в эти заведения не помещают, а Хохлов — тот человек, который должен быть здесь и обязан, я подчеркиваю, обязан рассказать нам о своих темных делах. Хочется вам этого или нет, а говорить придется, — спокойно заявил Рыков.

— Я никому ничем не обязан и рассказывать мне нечего, тем более о каких-то мифических темных делах. Я считаю, что они сфабрикованы МВД для того, чтобы опорочить честного руководителя, отдавшего все силы и свое здоровье на благо Родины. Партия и правительство высоко оценили мой труд, наградив двумя орденами, и мне позорно находиться среди преступников. Еще раз заявляю: я честный гражданин, незаконно арестованный прокурором, и требую немедленного освобождения! — делая упор на последних словах, заявил Хохлов.

— Давайте несколько изменим тональность нашего разговора и успокоимся, — вступил в разговор Иван Сергеевич. — Хочу вас заверить, что прежде чем дать санкцию на ваш арест, прокурор тщательно изучил уголовное дело и, видимо, нашел в ваших действиях нарушение закона. Поэтому прекратим разговор о неправомерности принятого решения, а перейдем к конкретике. Скажите, в ноябре прошлого года вас задерживал Тузлуков с восемнадцатью бутылками коньяка в салоне служебной машины?

— Да, задерживал, но я уже пояснял, что коньяк должен был пойти на исследование в лабораторию, которая находится за пределами комбината. Допросите начальника цеха, он подтвердит мои слова. Я с самого начала говорю об этом, но мне никто не верит. Вам хочется обвинить Хохлова, поэтому вы вцепились в этот мелкий факт, — заученно ответил арестованный. — Дайте, пожалуйста, воды. У меня диабет, — попросил он.

Его лицо побледнело и покрылось бисеринками пота. Федченко налил стакан воды и подал Хохлову, который выпил воду с жадностью.

— Так вот, хочу вас огорчить, Вячеслав Янович, этот, как вы называете мелкий факт, будет вменен вам в вину. Он доказан. Сотрудники лаборатории допрошены, и все в один голос заявили, что эта партия коньяка, из которой вы взяли восемнадцать бутылок, ими уже была проверена раньше, никто им не звонил, что прибудут образцы на исследование, да и необходимости в этом не было. Начальник цеха и ваш водитель Ляховец подтвердят это, — убеждающе говорил Федченко.

— Однако они этого еще не подтвердили, поэтому и обвинить меня вы не сможете, — упорно отстаивал свою версию Хохлов.

Долго длился этот разговор. Арестованный изворачивался как мог, отрицая очевидное, но по тону ответов чувствовалось, что в нем зреет убежденность, что говорить правду все-таки придется. Рыков и Федченко стремились «повернуть» его к этому. Первый допрос оказался безрезультатным, однако оба видели: избранная Хохловым манера поведения все-таки дала трещину.

Прошедшая ночь не внесла изменений в поведение арестованного. Рыков и Федченко понимали одно: если не заговорит Хохлов, то будут молчать начальники цехов, директора заводов и его водитель Ляховец, что, естественно, вело к затяжке расследования. Поочередно разъясняя закон, смягчающий ответственность, они сумели расположить генерального директора к себе, убедив последнего, что и им, и ему нужна только правда, которая сможет облегчить его душу и ожидаемую участь. Арестованный долго молчал, не решаясь шагнуть навстречу желанию допрашивающих, но в какой-то момент сумел преодолеть себя и заговорил:

— Да, вы правы. Видимо, мне действительно станет легче, если я расскажу, как происходили события в тот злополучный вечер. В ноябре мне нужно было поехать на выходные к родственникам. Без спиртного не обойдешься, поэтому я решил взять восемнадцать бутылок, а на следующий день оплатить их стоимость в кассу, но, на беду, появился Тузлуков, проверил автомашину и документально изъял взятый мной коньяк. Вот все, что я хотел вам рассказать, и это правда.

— Вы не возражаете, если ваши показания мы запишем на видеомагнитофон? — спросил Рыков.

— Нет, не возражаю, — дал согласие арестованный.