Клятвоотступники - [29]

Скачко в это время был в своем кабинете, допрашивал молодого парня, совершившего хулиганство. Увидев вошедшего Санева, оторвался от своего занятия и попросил его чуть подождать.

Через четверть часа, когда два милиционера увели допрашиваемого, следователь пригласил Петра Федоровича зайти.

— Какие вопросы у тебя возникли и чем я могу помочь? — спросил Скачко.

— Я к тебе вот по какому делу. Дай разрешение на беседу с Данковым, — попросил Санев.

— Ты что, не знаешь закона? Не имею права. Сейчас уголовное дело расследуется неплохо, а ты каким-нибудь неосторожным словом можешь навредить. Нет, не дам разрешения. Да и зачем он тебе понадобился?

— Не собираюсь я тебе вредить. Мне свои вопросы решить надо. Просто с ним побеседую.

— А, понимаю, кое-что хочешь выяснить по видеоаппаратуре Милютина. Он однажды в приватной беседе проговорился, что его ограбили, а потом замолк и, как я ни пытался что-нибудь подробнее выяснить, ничего не сказал. Данков — его друг и, безусловно, многое знает.

— Ограбление Милютина не мое дело. Его расследует Шамшурин, и ты это прекрасно знаешь. Мне другие вопросы необходимо выяснить, которые совершенно не касаются твоего дела. Так ты даешь мне разрешение или нет?

— Извини, раз не могу, то не могу, — сожалеюще развел руками Скачко.

— Хорошо. Тогда с этой же просьбой мне придется обращаться к руководству МВД. Сожалею, что к тебе зашел, однако надеюсь: начальник следственного управления в ближайшее время тебе мозги вправит, — со злостью сказал Санев, уходя из кабинета.

Скачко почувствовал, что слегка перегнул палку, пошел на попятную.

— Подожди, Санев. Чего так горячишься? Можно ведь спокойно все решить. Вот, возьми разрешение, — подавая подписанную бумагу, заявил он.

Направляясь в следственный изолятор и все еще находясь под впечатлением встречи со своим старым знакомым, Санев подумал: «От таких узколобых следователей добра не жди. Со временем они превращаются в механических, равнодушных роботов, которым наплевать на человека и на все человечество. Это самые опасные люди в правоохранительной системе. Такая категория сотрудников, как древоточцы, подтачивают ее устои и приводят в конце концов к искажению закона, что в нашей благословенной стране постоянно случается. Закон наказывает виновных, но он должен быть справедлив, и в первую очередь на его страже стоит следователь, его исполнитель».

В следственном изоляторе Санев зашел к начальнику и подал ему разрешение на опрос Данкова.

— Зачем тебе разговаривать с этим подонком? Он всех готов обгадить и озлоблен до предела. Я бы не советовал зря тратить время, — усмехаясь одной половиной рта, заявил Васильев, небрежно бросив на стол записку Скачко.

— Разговаривать с ним или нет — это мое дело, а ваше — доставить Данкова в следственную комнату.

— Ишь, как ты заговорил. Слушать не хочешь, что тебе старшие советуют. Ну, смотри, смотри, чтобы потом об этом не пожалеть.

— Подождите подождите. Вы что, угрожаете мне? Я правильно понял? Тогда возникает вопрос, почему?

— Да нет, что ты. Просто ты меня неправильно понял. Я хотел сказать, что такие молодые офицеры, как ты, должны прислушиваться к советам более опытных товарищей. Вот и все.

— Спасибо за беспокойство обо мне, но дайте команду, пусть доставят Данкова.

— Хорошо. Иди в двенадцатую комнату. Через десять минут арестованный будет там.

«Интересно, — подумал Санев, направляясь в следственный кабинет, — почему так обеспокоен начальник СИЗО моей беседой с Данковым? Нужно к нему присмотреться. Эти советы давались не просто так. У него есть какие-то свои интересы.»

Подследственный Данков сидел на табурете спокойно, внимательно рассматривая Санева. Назвав себя и пояснив, с какой целью он прибыл, Петр Федорович приступил к опросу.

— Скажите, Данков, когда вы познакомились с Сидореней и в каких отношениях с ним находились?

— Опять начинается. Скажите, зачем вам это? Почему вы все пристаете ко мне с Сидореней? Чем он вам так насолил?

— Из ваших вопросов я понял, что не я один интересуюсь этим человеком. Хочу, чтобы вы поняли одно: я не враг ему. И если наслышаны обо мне, то поверите, что это так.

— Да, вас я знаю. Сидореня рассказывал и возмущался, как бесчеловечно поступило с вами руководство министерства. Но я не знаю, с какой целью вы беседуете со мной и что вас интересует.

— Мне нужна информация о Цердаре, Ситняке, Хохлове и их компании. Я хочу установить только истину и больше ничего.

— Вас, кажется, зовут Петром Федоровичем?

— Да.

— Петр Федорович, с вами буду вполне откровенен, хотя, поверьте, никому доверять не хочется. Меня арестовали незаконно. Я помогал Сидорене в выявлении преступников. К сожалению, об этом стало известно Милютину и ему подобным. Они прямо заявили, что на скамье подсудимых будем сидеть вместе и, как видите, выполняют свою угрозу. В моей судьбе не последнюю роль сыграл Цердарь. По просьбе Сидорени я познакомился с ним и сообщил, кто украл у Милютина двенадцать тысяч рублей, которые тот заработал показом порнографических фильмов и прятал в телевизоре. Что интересно: против Милютина было возбуждено уголовное дело, а с одним из воров Цердарь, не стесняясь, стал разъезжать на его автомашине. В связи с этим у меня возникло подозрение, что этот подонок присвоил украденные деньги, а Милютина хочет упрятать в тюрьму, чтобы обезопасить себя. Однако его замысел не удался. Суд Милютина не осудил, а только изъял аппаратуру в доход государства. Дальше эта скотина поступает еще подлее. Вместе с Осьмаком и Вишневским Цердарь ограбил Милютина, присвоив его видеоаппаратуру. Об этом я подробно рассказал Сидорене, а тот, в свою очередь, открыл дело по ограблению. Вот с этого момента начались и мои, и Сидорени преследования со стороны этих подонков. Вы, видимо, знаете, что отец Милютина сидит за спекуляцию запчастями к автомашинам «Жигули», но свои связи на заводе Тольятти он никому не выдал, а передал их сыну, и тот погорел на том же. Милютин привлекается к уголовной ответственности за хищение запчастей. Имея злобу против меня, он дает показания, что я являюсь участником хищения. Лжесвидетели их подтверждают, и вот я здесь. Следователь поверил оговору, потому что я работал на автостанции по ремонту «Жигулей», а это веский довод против меня.