Клятва юных - [16]

— А ты куда? — забеспокоилась девушка.

— Женщину надо принести, Потапову мамку. Неужто мы ее там на дороге бросим! Сейчас скоро луна поднимется, я мигом обернусь. А потом мы ее тут недалеко под бережком похороним.

— Иди, — сказала девушка и стала разгребать золу.

Потом она накормила детей и Степана и уложила ребят спать в пещерке, покрыв их сначала большим клетчатым платком, поверх которого она наложила пушистого сена.

Уже и луна поднялась высоко, а Васи все не было.

Но вот Степан поднялся и побежал вперед. Стало слышно, как зашуршала трава и близко где-то заскрипел песок. Это полз Вася. На спине у него лежала убитая женщина. Степан попятился от Васи, а Зина поспешила на помощь. Дети поднесли женщину к берегу и положили ее у тихо плескавшейся волны.

— Зиночка, обмой ей руки и лицо, а я под откосом могилу буду копать. Здесь земля рыхлая, копать легко.

Когда могилка была готова, дети осторожно опустили в нее убитую.

— Вот и похоронили ее одну за всех, — сказал Вася: — за Лидушкину маму, за твою, за мою и за Степанову хозяйку.

— Значит, Лидушка тебе тоже не сестра? — тихо спросила Зина.

— Нет, она соседская. И Степана я тоже подобрал у учительницы. Рядом с нами жила. Я раньше все хотел сманить от нее Степана, колбасой его прикармливал, а теперь вот даром достался.

Вася бросил в могилу несколько горстей, а потом стал быстро засыпать неглубокую яму.

— Да, — продолжал он как бы сам с собой, — взял я Степана, как все стали уходить из станицы, и пошел с ним, а Лидушка одна стоит и плачет. У них всю семью засыпало, а ее отрыли, видишь ты, живая осталась, только спуганная и нога на пятке повредилась. Поглядел я на нее и думаю: «Что же это я, Степана беру, а кто же девчонке поможет? Ведь пропадет!» Ну и взял ее да и пошел с ними из станицы. Только мы отстали. Нога у Лидушки разболелась. Да ничего, мы догоним наших в городке, — успокоил он Зину.

А холмик все рос и рос. Ярко и щедро светила луна, и торжественно смотрели с неба высокие звезды.

— А отец твой где? — спросила Зина.

— Убит на фронте. А твой?

— Сгорел в пожаре.

Дети опять помолчали.

— Вот и все! — сказал Вася, убирая могилу у основания крупными камнями. — Теперь надо бы слова сказать, только хорошие слова.

Но он ничего не сказал, а вместо этого поднялся, потом опустился на колени и отдал могиле последний глубокий поклон.

III

Сейчас, рассказывая все это полковнику, Зина плакала.

Полковник встал с дивана и, чтобы скрыть свое волнение, заглянул в окно. В душе у него с прежней силой поднималась ненависть к врагу.

А за окном на землю с неба спускалась тихая ночь и, как слезы, падали звезды.

Застонал во сне Потап. Зиночка, еще вздрагивая, сейчас же встала и взяла на руки ребенка.

Мокрые колечки прилипли у мальчика на лбу, на крохотном носу блестели капельки пота.

— Как такого не пожалеть, — как бы в раздумье сказала Зина, — с ручками, с ножками, на тебя похожего…

— Ну, и что же дальше было? — спросил полковник.

— Мы долго шли степью до нашего районного городка, — продолжала рассказывать Зина. — У Лидушки болела нога. Шли только по зорям. Собирали пшеницу, рыли в полях картошку. Вася ловил рыбу. Хлеба у нас не было. Пройдем немного и опять есть хотим. Близко от дороги стреляли. А Вася все меня успокаивал: «Мне отец писал, что на земле и жить хорошо и умирать не страшно. Ты люби ее, свою землю, она, земля-то, всегда тебе поможет, и от пули и от бомбы спасет, и накормят тебя и напоит». Но мне без Васи было страшно.

Чем ближе мы подходили к городку, тем скучнее становился Вася. Вошли мы в городок. Нехорошо там: тесно, шумно, неуютно. Пошли в РОНО. Вдруг Вася и говорит:

— Ты, Зина, как хочешь, а я в РОНО не пойду. Не могу я бросить Потапа и Лидушку. Скучно мне будет без них. Я и дома-то за хозяина был без отца. Он, когда уходил на войну, сказал: «Ты, Василий, береги семью и государству помогай». А я, видишь, и семью не сберег да еще сам повисну на шее у государства. Нет. Буду в колхозе работать, сам буду кормиться и ребят прокормлю. Вот и будет опять у меня своя семья. А государству подмога.

Остался Вася в городском саду, а я все-таки пошла в РОНО. Прихожу туда, сижу, жду очереди к заведующей. Долго там сидела. Сижу и все думаю: «У Васи будет своя семья, а я теперь буду одна». И стало мне вдруг так тяжело, так страшно, как будто я осиротела во второй раз.

Дошла моя очередь. Я рассказала все заведующей и попросила ее нам помочь. Выслушала она меня и пообещала отправить в колхоз, к своей сестре, далеко, под Ташкент.

Бегу я обратно от нее в садик и вижу издали: сидит на скамье Вася с Потапом на руках и закрыл глаза, Лидушка притулилась боком к нему, а Степан смотрит на него и лижет ему руку. И так мне стало их жалко, такую я почувствовала нежность к ним и любовь!

— Вася, Вася, — кричу я ему, — я никуда от вас не уйду, мы вместе жить будем.

Он вскочил со скамьи, смотрит на меня, смеется, а глаза у него такие ясные, как эти звезды.

Вот мы и едем бесплатно в таком дорогом вагоне. Только из-за Степана нас не пускали: документы на него мы не выправили, что он здоров и не кусается. Но и это устроилось. Теперь только вам мешаем отдыхать.