Клятва Тояна. Книга 1 - [115]

Шрифт
Интервал

— Не надо, — остановил его Тырков. — Небось не заблудится. Впереди ночевка. Там и догонит…

Атаман тюменьской полусотни казаков и стрельцов Дружина Юрьев показался Кирилке старым лошаком с редкими желтыми зубами. Волосья у него сивые, лоб морщинистый, борода в два клока свалялась. А голос? Такого голоса Кирилка давно не слышал: мало того что сиплый, еще и скрипучий, и невнятный.

— Со свиданием, Василей Фомич, — поклонился Тыркову Юрьев.

А обозному голове не поклонился. С того и началась к нему кирилкина неприязнь.

На переправе через Туртас, когда Дружина Юрьев оттер Кирилку от саней со скорострельной пищалью, де не суйся не в свое дело, приятель, эта неприязнь еще больше окрепла. Да что это за старый хрыч? Откуда взялся? Ишь, атаманишко. Выше обозного головы себя возомнил.

Потом выяснилось, что Дружина Юрьев не простой атаман, а заслуженный вояка — из той самой ермаковской казачины, что за два с лишним десятка лет на сибирских походных службах молодые зубы съела. Но палец ей в рот не клади — откусит!

— Это мы еще посмотрим. — взъёжился Кирилка. — Старые кони чаще спотыкаются…

За Демьяновской переправой дорога вконец рухнула. А впереди Салым. Талая вода полезла из-под его ледяных закромков на снеговой наст, без труда съела ноздристые корки и поползла дальше — к зарослям голого прутняка и невысоких корявых сосенок, к елям и пихтам, усыпанным прожорливыми древесными грибами. Обнажились желто-зеленые заросли мха, досыта напитанные коричневой влагой, начали разворачиваться к верховьям Салыма поваленные недавними ветрами сухостоины. Они показывали, что река двинулась в обратную сторону, прочь от Оби. Теперь до середины лета она будет колобродить, поворачивая куда ей захочется.

Но судостройщики и здесь не сплоховали — сделали легкие плоты с зацепными шестами. Чтобы ускорить дело, Дружина Юрьев велел запрячь в них коней. Те не хотели идти в воду, обдирали о лед ноги, жалобно ржали. И тогда атаман сам повел их…

Не успели переправиться через Салым, вышел из берегов Балык, а там и Большой Юган разлился.

Ездовые собаки, впряженные в нарты Василея Тыркова, безошибочно выискивали сухие гривки, тянигузы, перетаски, междуречные островки. За ними, выбиваясь из сил, утопая в торфяной жиже, ломая сани, калеча себя и коней, волочились служилые и обозные люди.

Кирилка Федоров заметно скис. Поначалу он пытался что- то решать, суматошился, грозно покрикивал, потом пустил всё на самотек. Об одном стал думать: лишь бы не упасть, лишь бы не зашибиться… Его место занял неутомимый атаман Дружина Юрьев.

Атаману такая беспутица не в новинку. Он на все горазд. Собрал к себе самых дюжих казаков и плотников, велел рычаги покрепче вырубить, научил, как теми рычагами сани со скорострельной пищалью и ядрами ворочать, чтобы не утопли на переходе и в торфяные ямины не завалились. Станет в пару с Петрушей Брагиным или с Семкой Паламошным, или с пушкарем Микифоркой Лигачевым, приподымет на встречных рычагах снарядные сани, глядишь, а они уже дальше конной тягой волокутся. Будто и не застревали…

Последняя треть пути оказалась самой долгой и мучительной. Не стало у обозников сил продираться дальше. Всюду вода. А со стороны Оби накатывал порою тяжелый утробный гул. Это начал ломаться лед на протоке по имени Юганская Обь, а может, и на самой Оби. Того и гляди, нарушатся переправы к Сургуту, и останется обоз на левом берегу…

Пытаясь помочь Дружине Юрьеву, Василей Тырков то и дело поднимался с нарты, подавал советы, пробовал и сам что- то сделать. А Тоян Эрмашетов помогал ему. Недужный ведь он. Как не пособить?

Каждый шаг давался Тыркову с болью. Еще больше болела душа. Ведь до Сургута всего два-три поприща осталось. Хоть бы мороз грянул, что ли!..

И надо же такому случиться — той же ночью упал на землю крепкий мороз, прихватил на обозниках мокрые одежды, осыпал сосульками мятые бороды. Зароптали спросонья мужики, а как поняли, что это их спасение, ожили, заторопились. До Юганской Оби рукой подать. Бог даст, досягнем…


В полдень на Лисогона[340] обоз одолел две последние переправы и вышел к долгожданному Сургуту. По народным приметам именно к этому дню лисы перебираются из старых нор в новые. Голодные, ослепшие от вешнего солнца, бредут они по шаткой земле. В это время не то что умелый охотник, простой мальчонка голыми руками их добудет. Вот и с обозом так. К Сургутской крепости он не пришел, а притащился. Люди двигались устало, слепо, опустошенно, но в груди у каждого пела радость:

— С нами Бог!

Кирилка Федоров нашел в себе силы взбодриться, выехать вперед. Ведь он по-прежнему голова. Не пристало ему теряться в общем строю. За битого двух небитых дают.

Клятва Тояна

Сибирские крепости схожи между собой, в первую очередь местоположением. Каждая, почитай, на крутобережье стоит, при слиянии двух или трех рек. Туринский острог — на Ялынке, впадающей в Туру, и на Лахомке за Ялынкой. Тюменский город — на Тюменке, впадающей в ту же Туру. Тобольский — на Иртыше, в двух верстах от приточного Тобола. Сургутский — на Сургутке и Салме. От них до устья Сургутки на Оби полторы версты будет. Оно и к лучшему. По весне, в половодье, большая вода сюда не явится, берег не подточит, несчастий не наделает.


Еще от автора Сергей Алексеевич Заплавный
Запев

Свой творческий путь сибирский писатель Сергей Заплавный начал как поэт. Он автор ряда поэтических сборников. Затем увидели свет его прозаические книги «Марейка», «Музыкальная зажигалка». «Земля с надеждой», «Узоры», «Чистая работа». Двумя массовыми изданиями вышло документально — художественное повествование «Рассказы о Томске», обращенное к истории Сибири.Новая повесть С. Заплавного посвящена одному из организаторов Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» — Петру Запорожцу. Трагически короткая, но яркая жизнь этого незаурядного человека тесно связана с судьбами В. И. Ленина, Г. М. Кржижановского.


Мужайтесь и вооружайтесь!

В название романа «Мужайтесь и вооружайтесь!» вынесен призыв патриарха Гермогена, в 1612 году призвавшего соотечественников на борьбу с иноземными завоевателями. В народное ополчение, созданное тогда нижегородским старостой Кузьмой Мининым и князем Пожарским, влилась и сибирская дружина под началом стрелецкого головы Василия Тыркова.Широкое художественное полотно, созданное известным сибирским писателем, рисует трагизм Смутного времени и героизм сынов Отечества.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.