Клубника на десерт - [17]

На следующее утро я встал и, как обычно, сходил на пробежку, после чего принял душ. Когда я вышел из ванной, он еще спал – отвернувшись в сторону и накрывшись до пояса покрывалом, так что мне были видны только волосы цвета корицы, обнаженная спина и узкие плечи. Его карамельная кожа казалась смуглее обычного на контрасте с чистыми белыми простынями.

Удивительно. Шло время, но мое влечение к нему только росло.

С другими партнерами свежесть ощущений быстро терялась. Но с ним – нет. Ни в малейшей степени. Я сбросил полотенце и, голым забравшись в кровать, лег за его спиной. Прижался к нему. Как всегда, его волосы пахли клубникой. Поцеловав его в шею, я спустился ладонью к его мягкому животу.

– М-м-м… – пробормотал он. – Если еще нет шести, я никогда тебя не прощу.

– Уже почти семь.

Он потянулся, откинувшись на меня.

– М-м-м… – пробормотал он снова, но уже не сонно, а скорее возбужденно. – Ну, в таком случае…

Отбросив покрывало, я вжался в него своей растущей эрекцией, а он застонал и, позволив перевернуть себя на живот, раскинул ноги, чтобы я мог между ними вклиниться. Мне нравилось чувствовать его, когда он лежал вот так, распростертый плашмя подо мной.

Его тело казалось изящным и тонким, но я по опыту знал, что, когда дело доходило до секса, Коула меньше всего можно было назвать хрупким или несмелым. Поцеловав его в шею, я пощекотал кончиком языка пятнышко в виде бабочки, которое постоянно так и манило меня к себе.

– Мне так нравится, как пахнут твои волосы, – шепнул я ему, и он прерывисто рассмеялся.

Я скользнул ладонью к его эрекции. Он выгнулся, прижимаясь ко мне бедрами. Я всего-то и собирался, что немного его подразнить, но теперь, из-за давления в паху, внезапно захотел большего – и как можно скорей. Обернув ладонью его член, я начал ласкать его.

– Еще, – прошептал он.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – произнес я, двигая рукой плавно и медленно.

– Того же, что и всегда. – Он опять толкнулся в меня бедрами, и от предвкушения я на миг перестал дышать. – Быстрее.

Было приятно узнать, что не я один сгораю от нетерпения. Я потянулся через кровать к тумбочке, где лежали презервативы и смазка, и тут…

Раздался звонок в дверь.

– Да вы издеваетесь, – проговорил Коул со столь очевидным разочарованием, что я рассмеялся. – Кто может трезвонить к тебе в такую рань?

– Не знаю, – признался я. – Разве что Джулия.

– Какая жалость, – простонал он. – А она-то мне нравилась.

Я хотел было не открывать, но он резко сбросил меня с себя, отчего я свалился с кровати и неуклюже приземлился на пол. Он даже не оглянулся.

– Компенсируешь мне после завтрака, – сказал он, удаляясь в ванную.

И все из-за какого-то звонка.

Быстро одевшись, я поспешил к двери, надеясь, что Джулия не заметит предательскую выпуклость у меня в штанах, не вполне прикрытую краем рубашки. Но на пороге стояла не Джулия. Там стоял мой отец.

Одно хорошо: при виде него моя эрекция мигом пропала.

– Папа! – в смятении воскликнул я. – Что ты здесь делаешь?

Он приподнял бумажный пакет из местной кондитерской.

– Был неподалеку и решил заглянуть на завтрак.

– О, – глупо вымолвил я, потому что не знал, что еще на это ответить, и прикинул, есть ли шанс выпроводить его до того, как Коул выйдет из спальни, или убедить Коула посидеть там до ухода отца. Не то чтобы отец не знал, что я гей, но ему всегда становилось неловко в те редкие случаи, когда он сталкивался с этим фактом лицом к лицу.

– Я что, тебя разбудил? – спросил он. – Ты обычно рано встаешь.

– Нет, я не спал.

– Хорошо. – Мы постояли с минуту в неловком молчании, глядя друг на друга, пока он, наконец, не сказал: – Джон, так ты разрешишь мне войти?

Черт! Что у меня с мозгами? Как перемкнуло.

– Конечно, – сказал я и отошел в сторону.

Он подозрительно оглядел меня, заходя, и направился к столу в гостиной.

– У тебя есть кофе?

– Как раз собирался сделать.

– Джон, что-то не так? – спросил он. – Я невовремя?

Пока я мялся, не зная, признаваться или нет, что в постели у меня голый мужчина, из спальни появился Коул, тем самым избавив меня от мук выбора. На нем были брюки, хоть и незастегнутые, и он как раз натягивал через голову рубашку. У отца отвисла челюсть, и я почувствовал, как мои щеки становятся пунцового цвета.

– О, черт, – сказал я.

– О, боже, – сказал мой отец.

– О, приветик! – сказал Коул, надвигаясь на него с самой что ни на есть благодушной улыбкой, пока отец стоял, как истукан, и онемело смотрел на него с разинутым ртом. – Я Коул. – Остановившись напротив отца, он протянул ему руку.

– Коул, это Джордж, мой отец.

– Привет, Джордж, – сказал Коул. – Приятно познакомиться.

Он по-прежнему стоял с протянутой рукой, а отец глазел на его ладонь, словно понятия не имел, что с ней делать. Я увидел, как из глаз Коула уходит выражение его обычного насмешливого веселья, постепенно сменяясь чем-то другим, более настороженным. Он медленно опустил руку. Положил ее на бедро, а второе выпятил вперед. Потом откинул с лица челку. Я прямо-таки видел, как он жест за жестом надевает на себя манерность, точно какой-то костюм.

– Солнце, – обратился он ко мне, хотя смотрел по-прежнему на отца, – ты бы хоть намекнул, что еще в чулане.