Клуб маньяков - [12]

Но на все это были нужные деньги. А их не было. И мы спасались субарендой. Так на наших этажах появились предприниматели с бриллиантовыми перстнями на руках. За ними пришел запах дорогого кофе, длинноногие сверхмодно одетые девушки и блестящие мальчики с озабоченными умными глазами. Предприниматели часто менялись: скоренько надув клиентов, они испарялись, оставляя нам в плату свои кофеварки, ковры и компьютеры, но, к сожалению, не длинноногих своих секретарш.

Они испарялись на Канары, а мы работали... За неполные сто у.е. И весело работали. Взрывы смеха поминутно раздавались из комнат нашей лаборатории. Мы брались за любую работу, однажды даже подрядились искать с помощью аэрофотоснимков топляк на дне Волги. И нашли дистанционный метод поисков, хотя и сами того не ожидали. А заказчик сбежал, не заплатив сполна. Отмыл деньги и исчез в неизвестном направлении.

И так все время. Предприниматели испарялись, заказчики убегали, а мы весело работали. Нет, достаточно... Если охранникам платят в три раза больше, чем ученым, то значит, они обществу нужнее.

* * *

В отделе кадров сидел молодой мускулистый человек, назвавшийся Анваром. Скептически просмотрев заполненный мною личный листок, одарил презрительным взглядом («Куда ты лезешь, мышь белая?) и кинул на стол направление на медкомиссию.

Вконец раздавленный пренебрежением жителя параллельного мира, я поехал на работу. На одиннадцатом этаже первой арбатской «книжки» настроение мое испортилось еще больше – пришли три приглашения на международные конференции по дистанционным методам поисков полезных ископаемых. В Лас-Вегасе, Мехико и Сиднее. Участие в них оплачивалось приглашающей стороной. Все оплачивалось, кроме питания и авиабилетов. Короче, тысяча баксов – и я в Сиднее...

Порвав письма и выбросив их в мусорную корзину, я уселся от расстройства играть в «Линии». Оторвал меня от экрана Плотников, пришедший с планерки. Сказал, что Валерия Валериановича, заведующего лабораторией ГИС, нашли вчера зарезанным на задах подмосковного гаражного кооператива.

Я почернел второй раз за утро. Валера, одинокий, бездомный, нищий, был очень неплохим человеком. И всегда наливал мне рюмочку-другую по первому требованию. В шкафчике с отчетами у него постоянно водилась бутылка коньяка или водки.

Успокоившись, я пошел в туалет, выкурил сигарету, поглазел на золотые купола храма Христа-спасителя и направился к замдиректора скандалить по поводу того, что деньги по договорам исполнителям практически не перепадают. Поскандалил от души и уехал проходить медкомиссию в академическую поликлинику. Там, в регистратуре, взял направления на анализы и сел дожидаться очереди на сдачу крови. И тут же окунулся в свои злободневные мысли:

«Фиг с ней, с этой наукой. Все равно работы нет, раз в три месяца удается заказ подхватить. Если повезет. На субаренде помещений только и выезжаем. Директор выезжает. И приходится из пустого в порожнее переливать. А иначе конец институту, сократят к чертовой матери. Но дело не в работе. Дело в жизни. Если не разберусь в этой кровавой истории, я – труп.

Так, с чего же начать? Конечно, с друзей Веры.

...Всех своих друзей Вера приобрела в литературном клубе, когда-то функционировавшем в доме культуры одного московского мясокомбината. После распада клуба, вернее, упадка, они частенько собирались у Веры в Подмосковье. Приезжали и после нашей свадьбы.

Наиболее уважаемым среди уважаемых был организатор клуба Емельян Емельянович Статейкин, бывший комсомольский функционер, с конца перестройки работавший в крупной американской фирме на весьма прилично оплачиваемой должности. Крепкий, небольшого роста, с пристальным изучающим взглядом, он всегда был центром всех сходок клуба.

Мне Емельян Емельяныч напоминает человека, у которого в кармане по странному стечению обстоятельств поселилась мина с часовым механизмом. Мина тикает, а он смотрит настороженно: не слышит ли ее собеседник?

На межусобойчиках Емельян иногда мастерски играет на гитаре. И становится при этом другим человеком. Видимо, аккорды заглушают тиканье и он расслабляется.

Вера рассказывала, что некоторое время Емельян Емельяныч ходил у нее в женихах, ходил до тех пор, пока она не надела туфли на высоком каблуке и не оказалась в результате этого на пару сантиметров выше кавалера. Несколько раз я пытался завести с ним разговор на вольную тему, но каждый раз он отвечал настороженным взглядом.

«Из него ничего не вытрясешь, – решил я сразу. – У него внутри все само на себя замкнулось... Замкнулось... Как у психа? Как у маньяка! Точно, как у маньяка! Недаром они с Верой друг к другу тянулись»...

– Опять пошла чай пить! – возмущенно сказала женщина, сидевшая рядом. – Если она каждые пятнадцать минут чаевать будет, мы до вечера кровь не сдадим...

«Может быть, Олега взять за пуговицу? – не приняв предложения завязать беседу, продолжил я вычисление возможных информаторов.

Олег, второй Верин приятель, бывший морской офицер, капитан-лейтенант по званию, занимался торговлей импортной косметикой и был заморским фруктом. То есть то ли буддистом, то ли кришнаитом. Не пил, не курил, мяса не ел и не по-нашему молился. В его доме была сплошная Индия (или Тибет, бог его разберет), то есть ни грамма мебели. В первый свой приход к нам (не к Вере, а уже к нам), он, сел к Вере на диван и принялся поглаживать ей спинку (и не только спинку), чем немало меня, провинциала, удивил. Придя в себя, я устроил небольшую разборку, в ходе которой выяснилось, что эти движения всего-навсего были тибетско-массажными и что вообще религия, оглушившая капитан-лейтенанта, напрочь отрицает секс. В течение следующих встреч, я пытался с ним заговорить, но каждый раз он отвечал не по теме. Или непонимающим взглядом.