Клуб для джентльменов - [17]

Затем мы переходим к капитальному философскому вопросу, в каких местах Вегас любит отдыхать. Это снова приводит к совещанию с Дженни.

Пока они совещаются, я пишу у себя в блокноте имя «Хайди». Какое чудесное имя! Вчера я пришел в «Меховую шубку» в поисках… забвения? Или искупления? Так слепой ощупывает стену в поисках непонятно чего… И Хайди дала мне забвение. С ней я забыл о Купере, о деньгах, о всей своей нелепой долбаной жизни. У Хайди чудесные ножки.

После окончания этого идиотского интервью Дженни снова преображается — из цепной собаки на страже интересов хозяйки обратно в любезную похотливую сучку. А Вегас тут же обо мне забывает. Возможно, сегодня у нее еще несколько встреч с журналистами, которые будут задавать ей те же дурацкие вопросы.

Мы жмем друг другу руки и прощаемся. Я выхожу из гостиницы, останавливаюсь на тротуаре и достаю из кармана свой сотовый.

— «Меховая шубка», — выпаливает мне в ухо Терри. В его устах название клуба похоже на ругательство.

— Привет, Терри. Это Гриэл Шарки. Как дела?

В это время мимо меня проплывает серебристый «лексус», на заднем сиденье которого сидят Вегас и Дженни. Не знаю, заметили они меня или нет, но ни одна не помахала рукой.

— У нас все отлично, мистер Шарки. А как вы поживаете?

— Лучше всех. Послушайте, у меня есть предложение…

— Да, слушаю.

— Я собираюсь писать большую статью про танцовщиц из ночных клубов — и ваше заведение подходит как главное место действия. Интересно? Мы подадим ваш клуб во всем его блеске!

Как вы догадываетесь, идея писать про клубы пришла мне только что. На этот счет у меня нет договоренности ни с одним журналом. И я понятия не имею, кому можно продать подобную идею: одни издания задрочили тему до дальше некуда, а другие от нее брезгливо отшатываются.

— Я не против, — говорит Терри. — Но сейчас, извините, долго с вами говорить не могу: сами знаете, приходится за всем лично присматривать. Если заглянете через часок, сядем и все обсудим. Вы где сейчас?

— За городом, — вру я. — Вернусь только вечером. Может, тогда зайти? Переговорю с парой танцовщиц, чтобы вжиться в тему.

Это я зря ляпнул. Не нужно было так быстро брать быка за рога.

И действительно, Терри, ушлый малый, мгновенно просекает. Если есть умельцы видеть человека насквозь даже по телефону, то Терри из их числа.

— Вжиться в тему? — говорит он. — Переговорить с парой танцовщиц? И с кем же конкретно вы хотите вживаться в тему?

Хитрить по-крупному? Или только немного поюлить? Выбираю менее сложный вариант. Смеюсь в телефон и говорю:

— Как ловко вы меня раскусили! Нет, если серьезно, то я хотел бы побеседовать с Хайди. Мне кажется, у нее большое будущее. В этой девушке что-то есть. А журналы постоянно ищут новые лица. И эта самая Хайди запросто может стать топ-моделью — у нее для этого все данные. Словом, мы протащим ее в журнал — и фоном будет ваш клуб. Классная выйдет реклама. Если вы не против, я с Хайди переговорю…

Стою на тротуаре и переминаюсь с ноги на ногу. Молчу, сжимая сотовый возле уха. Прохожие, глядя на мою напряженную рожу и скрещенные пальцы, наверное, думают — парень все денежки поставил на одну лошадку и теперь ждет результата скачек!

Терри держит паузу.

Наконец он говорит:

— Вот что, загляните вечерком в клуб, тогда и решим.

Что ж, наживка хоть и не заглочена, но и не отвергнута…

— Обязательно забегу. До встречи! — говорю я и поспешно отключаю связь. Сотовый тут же пикает. Эсэмэска.

Всего одно слово: «Тостер?» — и все же этого достаточно, чтобы внутри все похолодело. Я машинально сую руку в карман — там была тысяча, которую я ухнул в букмекерской конторе. Карман пустой. Вчерашний идиотский поступок мне не приснился. Меня гложет раскаяние. Но сделанного не воротишь. Я удаляю эсэмэску, вырубаю сотовый к чертовой матери и сую его в карман — тот самый, пустой.

Затем спешу в Сохо — опохмелиться.

В пабе я забиваюсь в самый дальний угол и, загасив жажду, опять мирюсь со своим сотовым и набираю номер Дино.

Теперь Дино выбился в люди — редактор мужского журнальчика. В свое время мы, еще молодые энтузиасты, ишачили на «Нью мюзикал эспресс». Я — сразу после краха «Системайтиса», мало-мало не завоевавшего музыкальный Олимп, Дино — сразу после университета.

Он занимался журналистикой на полном серьезе, а я только баловался — фрилансил в ожидании непонятно чего, какой-то более впечатляющей карьеры.

И вот результат — у него относительно прочное место в жизни, а я кузнечиком прыгаю с дурацкими вопросиками вокруг самовлюбленных знаменитостей — да и то, если кто соблаговолит дать мне задание.

Но когда мы пописывали для «Нью мюзикал эспресс», Дино относился ко мне с полным уважением — считал, что мы с ним грядущие звезды журналистики. Для него я был почтенный ветеран — знаменитый гитарист, помотавшийся с группой по стране, заключавший договоры с лучшими фирмами звукозаписи. Даже крах нашей группы в его глазах был чем-то величественным: ценный жизненный опыт. Сам-то он ничего серьезного еще не пережил, кроме треволнений университетской жизни и недовольно сдвинутых профессорских бровей.

Оказалось, он даже видел «Системайтис» живьем на сцене — мы играли в его университете, разогревая публику перед группой «Фолл». Я со смехом спрашивал, запомнил ли он в дымину пьяного ведущего гитариста. Запомнил. И убеждал меня, что этим прошлым следует только гордиться.