Клуб 27 - [23]

— Я действительно сожалею о том, что случилось с твоим братом. Он был отличным парнем, и нам не хватает его.

Голос Скейтбордиста прорывается сквозь мои мысли. В его словах появляется искренность, и я могу сказать, что он, должно быть, уважал моего брата.

— Ты хорошо знал его?

Он кивает.

— Достаточно хорошо. Я виделся с ним каждый уикенд, когда он обычно приезжал с Нейтом в общественный центр. В то время, пока Нейт обучал, он сидел без дела и показывал некоторым из нас, как рисовать героев мультфильмов. Он был довольно крут, но около года назад перестал появляться.

— Почему?

Он пожимает плечами.

— Без понятия, но этот чувак должен был быть художником.

— Он и был художником.

— Да, знаю, что был, но я имею в виду, что в нём было больше потенциала.

Я смотрю на него вопросительно. Зак говорил, что продавал свои картины, так что я не уверена, о чём говорит Скейтбордист.

— Его дела шли хорошо. — Я стараюсь не оправдываться.

— Ой, я и не знал. Просто никогда не слышал, чтобы он говорил о продаже любой из своих картин, как и все ребята, что тусуются здесь.

Просто ещё одна тайна, которую необходимо раскрыть.

Мы сворачиваем за угол, и цветовая гамма полыхает от здания к зданию.

— Ты говорил, что Нейт обучает в общественном центре?

— Да, БДД. Он вызывается добровольно утром каждого воскресенья. Я брал у него уроки с тех пор, как научился ходить.

— БДД?

— Бразильское джиу-джитсу. У него чёрный пояс.

— Это то, на что я бы с удовольствием посмотрела. Вы встречаетесь завтра утром?

— Центр закрыт с прошлой недели.

— Почему?

— Отсутствие финансирования.

— Это очень плохо.

— Да. Многие дети ходили туда, вместо того, чтобы тусоваться на улицах.

Я вдруг резко останавливаюсь и в изумлении пялюсь на потрескавшийся чёрно-белый бордюр, на котором изображен взрыв радуги. Над радугой золотыми печатными буквами написано: «Я ПОМНЮ РАЙ».

— Круто, верно?

— Да. — Я понятия не имею, говорит ли он о Нейте или о живописи, но круто относится и к тому, и к тому.

— Пойдём, прежде чем Нейт меня поймает, — язвительно замечает Скейтбордист из-под своей низко надетой кепки.

Я трясу головой.

— Мы просто друзья.

— Правильно, так каждый чувак глазеет на цыпочку, как он смотрел на тебя, — говорит Скейтбордист, опустив свою доску и отталкиваясь на ней.

— Эй, постой! — зову я, догоняя его. — Что ты имеешь в виду?

Он останавливается в конце блока и показывает на стену.

Я также останавливаюсь, практически запыхавшись.

— О, боже мой. — Моя рука взлетает ко рту.

— Видишь, как я узнал тебя?

Слёзы текут из моих глаз, пока я пялюсь на изображение двух детей примерно десяти лет — на мальчика и девочку, очень похожих друг на друга. У мальчика короткие волосы, у девочки — длинные вьющиеся. Их волосы тёмно-рыжие. Мальчик держит в руках два вафельных рожка с черно-розовым мороженным. У девочки в руках одно шоколадное. Слова «Моё любимое воспоминание» написаны сверху красным цветом.

— Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что это его. Он говорил, что это было для него.

— Но ты знал об этом? — Мой голос дрожит.

— Я был здесь однажды в воскресенье утром и видел, как он рисовал это.

Я копошусь в своей сумочке, чтобы найти телефон и запечатлеть это на фото. После того как бросаю свой телефон обратно в сумочку, я смотрю на Скейтбордиста.

— Есть ли ещё другие нарисованные работы моего брата, которые ты мог бы мне показать?

Он качает головой.

— Стены перекрашиваются каждый год, позволяя большинству художников продемонстрировать свои таланты. Насколько мне известно, эта единственная работа, которую он нарисовал в этом году.

— Есть ещё одна, — грубый голос Нейта раздается позади меня.

— Ты знал?

— Нет, об этой не знал.

Он пристально смотрит.

Та же самая грусть, которая наполнила мои глаза, заполняет и его. Он выглядит потрясенным.

— Всё в порядке? — спрашиваю я.

Он кивает головой. Мне кажется, у Сантьяго были какие-то плохие новости.

Прежде чем я интересуюсь, Нейт машет головой в другом направлении.

— Идём со мной. Есть ещё кое-что, что тебе необходимо увидеть.

Скейтбордист встает на свою доску.

— Было классно познакомиться с тобой. И я говорил тебе, что он поймает меня.

Смеясь, я кричу, перед тем, как он поворачивает за угол:

— Спасибо тебе!

Мы оба наблюдаем, как он уходит.

— Это потрясающее место.

— Я знаю. Здесь очень много талантливых художников.

— Они переносят свою работу на полотно и продают?

— Некоторые, но их не так много.

— Почему?

— Трудно зарабатывать на жизнь, продавая здесь.

— Что ты имеешь в виду?

— С тех пор, как возродилось всё Южное побережье, продажи искусства едва ли происходят на этой стороне моста. Если ты художник, то хочешь, чтобы твои работы продавались через мост, однако попасть в эти галереи не так просто — это совершенно другая культура.

— Как это?

— Майами-Бич — это модно, большинство покупающих людей предпочитают художников с авторитетным именем. Они готовы платить миллион за один подлинный кусок, но не будут платить сотню за неизвестное. Для некоторых людей это становится сложным выжить. Таким образом, вместо этого, они проводят свое время на фестивалях и рынках. И это работает. И они довольны.

— Почему? Почему никто не покупает здесь? Всё так захватывает дух.