Клоуны водного цирка - [56]

— Религиозен?! Я?!! Нисколько. Называйте не богом, называйте природой вещей…

В ложу вошла Селестина и демонстративно не замечая увлеченного разговором барона, села рядом с мужем.

— …природой, игрой стихий, сущностью. Это слова. Природа расставит все по местам. И ваших «артистов» тоже.

Тарант слушал с интересом и спросил:

— Зачем же природе создавать таких людей?

— Что вас удивляет? Они для того и предназначены. Их жизни для того и начинались.

— Их жизни? Это не жизнь.

— Это их жизнь. И раб найдет в своем существовании приятные моменты. Не считайте меня беспринципным, я реалист.

— А я согласен с бароном, — вдруг оторвался от тарелок Бартаэль, — я много путешествую. Бывал и на юге, и на западе. Заплывал к таким дикарям, что вы об них и не слышали. Так вот. Я недаром человек торговый, людей насквозь вижу. И заприметил, чем проще ватага человечья, тем проще отношения промеж ними. Те, кто корни собирают, рыбачат, охотятся, те почти все меж собой равны. И чем больше люди разделяются по ремеслу, по делу любому, тем сильнее становится неравенство. Кто-то возвышается, кто-то продолжает в земле ковыряться. Бог, он ведь понимает, как ему свой мир строить. Поэтому признак цивилизации, как мой дохтур домашний говорит, — это разделение людей по своему делу. У этих людей, что там — он ткнул левой рукой в сторону арены, поддевая правой на вилку жареного перепела, — свое дело. А разделение, равным быть не может.

— И кто решает, кому кем быть? — с любопытством спросил Тарант.

— Судьба и решает. Судьба, бог, природа, что там еще барон говорил. В общем я согласен с ним. — Бартаэль вернулся к перепелам.

В Ложу вошел Арман. Его встретили аплодисментами. Лоренс произнес:

— Знаете, при всей моей нелюбви к фраккам, однажды в Жюроне, это в Кальсгау, я видел представление Фраккарского королевского театра на выезде. Произношение у актеров, конечно, было жутким. Они тщательно выделяют и рычат каждую согласную в слове, но, если не обращать на это внимания, то скажу честно, — они давали интереснейшую пьесу.

Все это помощник бургомистра Эсселдейка говорил увлечено и со знанием дела:

— Они ставили «Верную пастушку». Пьеса интригующая, о чувствах, о боли и сладости любви. Вам Ваша Светлость, — Лоренс обратился к Селестине, — наверняка бы понравилось. Кроме прочего, актеры играли настолько убедительно, что в зале даже мужчины слезу пустили. Так вот. К чему я все это? До этого вечера, я считал тот спектакль лучшим представлением, что мне довелось увидеть. Сегодня я переменил это мнение. Браво Арман!

Все снова похлопали.

Арман поднял руки.

— Благодарю, но я не заслуживаю таких добрых слов. Это больше заслуга Фабриса, чем моя. А уж тем паче, без маэстро Йохана, это и вовсе было бы невозможным. — Он покачал головой, — знаете, я все время это говорю.

— Арман, вы скромны, — сказала София Нудзансенс, и прижалась к мужу.

— Действительно, здорово придумано, — барон Петер присоединился к общим восторгам. И действительно лучше всяких пьес. Здесь все настоящее. И эмоции живые. Вот это будут смотреть все! Хэнк, — барон повысил голос, — тебе не страшно было?

Хэнк, с раскрытым ртом глядевший на арену, обернулся и ответил:

— Страшно. Но интересно.

— Вот видите, — барон был настроен благодушно, — нравится даже простолюдину. Такие или почти такие представления есть во всех провинциях. Чернь вообще любит, когда много крови. Но вы довели простецкое зрелище до совершенства! Меня заносило пару раз и не в такие дыры, и чего только не видел, но вот это было великолепно. Примите мои комплименты!

В Ложе стало тихо. Барон, понимая, что это как-то связано с его словами изогнул бровь, в легком недоумении.

— Знаете, — сказал Арман, — мне не понравился ваш комплимент.

— Отчего же? — барон был так изумлен, что даже не нахмурился на очевидно вызывающий тон.

— Не говорите, что я еще и объяснять должен, — Арман говорил подчеркнуто спокойно. За сегодня, это уже не первое ваше высказывание подобного рода, но клянусь последнее. Просто извинитесь.

— Извиняться?! Я?!! Перед тобой?!!! Да ты с ума сошел, щенок!!!

— Вот теперь мне ваши извинения уже не нужны, — покачал головой смотритель Цирка.

— Так, господа, прошу вас, успокойтесь, — Лоренс привстал, не отпуская руку жены, которая, прикрыв рот ладошкой, с испугом наблюдала за происходящим, — Ваша Светлость, — он повернулся к князю, — остановите это.

— Они оба взрослые. Оба знают, что делают, — Тарант отставил кубок в сторону. Да и не повлияю я на них никак. Я в людях разбираюсь. Эти двое такой спор могут решить только одним способом. К тому же, мне тоже не понравился… комплимент.

— Утром, вам удобно будет объясниться со мной? — вежливо поинтересовался Арман у барона.

— Утром?! А чего ждать-то? — Петер айт Эрнстермирх был не на шутку зол.

— Обычно так принято, на свежую голову. Тем более вы пили, но если вам угодно, то можно и сейчас. Не имею возражений.

— Ты обо мне не беспокойся. Мне это не помешает. Не по чину ты обходителен! Спасибо скажи, что я не прирезал тебя на месте, а даю возможность умереть с оружием в руках. Грубого холопа обычно учат на месте. Ты мне не ровня!