Клоуны водного цирка - [25]

— Да нет, Ваша Светлость, мне это не в тягость. Мне там нравится.

— Понимаю. И даже понимаю, что нравится. Точнее — кто. — Княгиня улыбнулась.

— Вы ошибаетесь Ваша Светлость, простите мне мою дерзость, — ответила Оливия.

— Я не так часто вижу Армана, но когда вижу, то всегда рядом ты. Значит, его интересует еще что-то кроме махания мечом. Ладно, не буду спорить. Если скрываешь, значит, есть причины. Любовь редко бывает простой.

— Почему вы считаете, что я его люблю?

— А что еще я должна думать? — удивилась Селестина.

Оливия не ответила. Только вежливо спросила.

— Мне продолжить чтение?

— И да, я давно хотела тебя спросить. А где ты читать научилась?

— Меня учил специальный преподаватель. Он приходил к нам в дом. Учил читать, писать, заодно и арифметике и немного географии. Его звали Ламберт. Он был очень образован, очень вежлив и ужасно стеснителен. Каждый раз, когда обращался ко мне или к другим девочкам то краснел. Ходил к нам три года, почти каждый день и каждый день краснел, когда просил решить пример или написать предложение.

— Тебя? Девочек? Преподаватель? Но ты ведь…

— Он мне казался молодым, и я удивилась, когда узнала, что ему уже за тридцать. Еще он научил меня игре на клавесине. — Оливия смотрела в одну точку, и не заметила удивления княгини.

— Милая девочка, я и не знала. Но теперь я обязана спросить — кто ты? Такое образование дают только в аристократических семьях. Я не могла не отметить твоих манер и высокого уровня образования, но все равно ты меня удивила. Так кто ты?

Девушка пожала плечами:

— Я? Я Оливия. Мои родители погибли, когда мне было три года. Я их совершенно не помню, хотя, наверное, должна была бы. Отец судебный пристав. После войны с Фраккаром мы жили в Вальшайоне. Отец был дружен с графом Лаубе, которому спас на войне жизнь. Потом папа погиб. Они с матушкой возвращались из гостей на западном берегу Вальшайона и паром перевернулся. Потом говорили, что паромщик были пьян, а может из-за ночного тумана. Его Сиятельство Лаубе был человеком благодарным отцу. Он взял меня в дом и воспитывал со своими тремя дочерями. А вот это я помню хорошо. Я жила в их доме, играла вместе с ними. Я лет десять, наверное, не задумывалась, что я ведь не одна из них… — Оливия запнулась. — Потом опять началась война. Граф опять ушел в поход, но в этот раз не вернулся. Может быть именно потому, что теперь рядом не было отца. Хотя отцом, я всегда считала господина графа, — Оливия опять замолчала, глядя в одну точку.

— Бедная девочка, как это грустно. И что было дальше?

— Можно я не буду говорить, — тихо попросила Оливия.

— Разумеется, я не буду настаивать. Я понимаю, что задела какие-то воспоминания и не самые приятные. Скажи, почему… — Селестина осеклась, увидев сжавшуюся Оливию.

— Без отца… — Оливия опять запнулась, — то есть без господина графа, все стало по-другому. Сейчас я думаю, что она вовсе не была плохим человеком, она думала о своих дочерях, а я уже начинала становиться обузой. И ни мне, ни им нельзя было… Потом меня выдали замуж. За совершенно незнакомого человека. Даже приданное за меня дали, хотя это было и необязательно.

— Кто стал твоим мужем?

— Муж помощник нотариуса при муниципалитете Вальшайона. Я раньше и слова-то такого не слышала — нотариус. Их гильдия была на другом конце города. Наверное, я была бы плохой женой. Ни стирать, ни готовить, ни убирать дом я не умела. Тогда не умела. Хотя, что там уметь в пятнадцать лет?

— Почему «была бы»?

— Наш брак длился недолго.

— Насколько недолго?

— Настолько, что сразу после свадьбы, я даже до своего нового дома не успела доехать… — Простите Ваша Светлость, я бы не хотела рассказывать.

— Но это было в Вальшайоне, — княгиня будто не слышала просящих ноток в голосе служанки, — как ты здесь оказалась?

— Баэмунд ведь заселен переселенцами с Севера, — уклончиво ответила Оливия. — Вот и мне он стал домом.

Княгиня вздохнула.

— Ладно, не буду тебя расспрашивать, хотя твоя история меня заинтересовала. У тебя оказывается, муж есть. Или был? Ладно, все. Больше не буду спрашивать. Понимаю. Как я уже сказала, любовь не может быть простой.

— Я не знаю, какой может быть любовь.

— А я вот знаю, — вздохнула Селестина, — точнее знала. Живу воспоминаниями при живом муже. Он или хамит или внимания не обращает. Князь. Мне просто муж. Или скорее непросто. И опять пьет.

— Арман говорит, что это только со стороны, кажется, что быть правителем легко. Мало кто понимает, что это, прежде всего ответственность. За княжество, за людей. Это трудно. Иногда выпить это нормально.

— Иногда? Иногда может и нормально. А мне вчера пришлось просить Фабриса, чтобы он не упоминал князя в приветственной речи. Чтобы Таранту не пришлось показываться на публике. Стыд-то какой! А еще и эта… — княгиня запнулась, — Валери!

Это слово она выплюнула с ненавистью.

— Ведь все всё знают. А ему и плевать. Ему на все плевать.

Оливия наклонила голову.

— Говорят, что в таких случаях надо делать вид, что ничего не происходит. Подобное неизбежно. Мужчины такими были всегда и всегда будут. Тем более мужчины, у которых власть. Так можно сохранить, если не любовь, то хотя бы семью.