Клодина уходит... - [21]

Ничего я не нахожу, ничего… лишь свою безграничную покорность забитого ребёнка и его недобрую, снисходительную усмешку… Мне страстно хотелось бы поверить, что всё это привиделось мне во сне или что я просто брежу… Ах, бессердечный, бессердечный Ален! Когда он причинил мне больше зла – когда отправился в своё путешествие или когда в первый раз заговорил со мной?

В комнате Марты – она гораздо больше моей – мы сидим с закрытыми ставнями и ждём Клодину и Каллиопу, которые должны прийти к нам на чай. Клодина, приехавшая с мужем вчера вечером, в виде исключения придёт одна, поскольку Марта решила сегодня «отдохнуть» и не пожелала видеть мужчин. Она «отдыхает», не может усидеть на месте, вертится перед зеркалом в своём ярко-зелёном, невыносимо зелёном муслиновом платье, которое особенно подчёркивает белизну её кожи и огненный оттенок её пушистых волос. К вырезу лифа приколота самая обычная, большая благоухающая розовая роза. Марта всегда удачно сочетает в своих нарядах яркие и очень идущие ей цвета.

Я нахожу, что она очень возбуждена, у неё грозный взгляд и грустная складка у рта. Она садится к столу и что-то быстро пишет карандашом на белом листке бумаги, бормочет какие-то цифры: «…здесь, по два луидора в день… полторы тысячи франков Гунту по возвращении в Париж… да ещё этот кретин хочет, чтоб мы обязательно на обратном пути побывали в Байрете… Да, сложная штука жизнь!»

– Ты мне что-то сказала. Марта?

– Собственно, я не тебе. Я говорю, что жизнь сложная штука.

– Сложная… вполне возможно.

Она пожимает плечами.

– Да. «Вполне возможно». Вот если бы тебе нужно было найти пятьсот луидоров…

– Пятьсот луидоров?

– Не пытайся сосчитать, это составляет десять тысяч франков. Если бы тебе надо было… хоть из-под земли достать подобную сумму, что бы ты сделала?

– Я… я бы написала банкиру… и Алену.

– Как всё просто!

Она говорит так сухо, что я задаюсь вопросом, уж не обидела ли я её.

– Как ты это странно сказала. Марта. А что, тебе… тебе нужны деньги?

Её жёсткие серые глаза смотрят на меня с сочувствием.

– Ах ты, бедная моя чернушка, мне даже жаль тебя. Ну конечно же, мне нужны деньги… Всегда нужны, всегда!

– Но, Марта, я думала, что вы богаты! Романы Леона не залеживаются на полках, к тому же твоё приданое..

– Конечно, конечно. Но ведь есть-то надо. «Шатобриан»[16] в этом году стоит бешеных денег. Так что представляешь себе, как трудно приходится женщине, имеющей тридцать тысяч годового дохода на всё про всё, если она хочет прилично жить?

Я размышляю несколько мгновений, делаю вид, что подсчитываю.

– Да, конечно… это должно быть маловато. Но в таком случае, Марта, почему же ты мне…

– Я тебе?..

– Почему ты не скажешь мне? У меня есть деньги, и я была бы только рада…

Она награждает меня поцелуем, звонким как шлепок, и дёргает за ухо.

– Ты очень мила. Я не отказываюсь. Но не сейчас. Подождём, у меня есть ещё кое-какие возможности, надо попробовать. А тебя я оставлю на крайний случай. А потом… это даже развлекает меня – вести неустанную войну с деньгами, утром я просыпаюсь и вижу неоплаченный счёт, который мне присылают уже в десятый раз, и говорю себе, глядя на свою пустую ладонь: «Сегодня вечером в этой ручке должно лежать двадцать пять луидоров».

Поражённая, я смотрю на эту маленькую Беллону, похожую в своём зелёном платье на кузнечика… «Воевать, бороться»… какие странные, пугающие слова, сразу представляешь себе напряжённые мускулы, угрожающие жесты, кровь, торжество победы… Я стою перед ней в полной растерянности, бессильно опустив руки, и думаю о своих недавних слезах перед фотографией Алена, о своей загубленной жизни… Но вдруг меня охватывает смятение.

– Марта… как же ты тогда поступаешь?

– Что ты хочешь сказать?

– Как же ты поступаешь, когда тебе так нужны бывают деньги?

Она улыбается, отворачивается, потом снова смотрит на меня отсутствующим и мягким взглядом.

– Когда как… занимаю деньги у издателя Леона… улещиваю портного… или же стараюсь его припугнуть… К тому же бывают и неожиданные поступления.

– Ты хочешь сказать, тебе возвращают деньги, которые тебе были должны, которые брали у тебя в долг?

– Да, вроде этого… Я слышу голос Клодины; с кем это она там разговаривает?

Марта подходит к двери и выглядывает в коридор. В тяжёлом раздумьи я слежу за ней взглядом… Впервые в жизни я притворилась наивной дурочкой, вела себя как какая-нибудь Роз-Шу… «Неожиданные поступления!..» Марта очень беспокоит меня.

Клодина действительно с кем-то разговаривает в коридоре. Я слышу: «Моя До-о-оченька…» Какая ещё дочь? И сколько нежности в голосе…

Она появляется в дверях, ведя на поводке невозмутимую и жеманную Фаншетту, которая плавно изгибается при ходьбе; она видит нас, и её зелёные глаза темнеют. Марта в восторге хлопает в ладоши, как в театре.

– Узнаю Клодину! Где вы отыскали это очаровательное создание? У Барнума?

– Да нет. У нас. В Монтиньи. Фаншетта, сидеть! Клодина снимает свою мужскую шляпу, встряхивает кудрями. Как мне нравятся её матовое лицо, её мягкий диковатый взгляд. Кошечка скромно садится, спрятав хвост под передними лапками. Хорошо, что я услала Тоби погулять с Леони, ему бы наверняка не поздоровилось от её когтей.