Клодет Сорель - [28]

 

Сесть удалось только в состав, уходящий на Нижний. Повезло: их даже не остановил воинский патруль, подозрительно рассматривавший всех покидавших древнюю столицу. У каждого второго проверяли документы. Но Андрея и Клодет Бог миловал.

Вагон был забит какими-то страшными толстыми бабами в бесформенных одеждах, которые разговаривали исключительно криком. Отвратительно воняло потом, несвежим дыханием, чем-то тошнотворно кислым. Клодет подумала, что сейчас рухнет в обморок, но передумала: не тот случай. Хватит изображать из себя барышню. Коли уж, несмотря на весь столичный опыт и все переживания, она выглядит как купеческая дочка, то и вести себя будет соответственно. Всё, с прошлым покончено.

Андрей протолкался в закуток вагона, втянул за собой Клодет, усадил ее на свободный уголок скамейки, сам примостился рядом на чемодане. Напротив сидел интеллигентного вида человек в пальто с бараньим воротником, в шапке пирожком. Наглый такой. Нацепил пенсне, бесцеремонно оглядел Клодет, спрятал пенсне во внутренний карман.

- Супруга? – кивнув на нее, спросил у Андрея.

- Супруга, - спокойно ответил тот. У Клодет стало тепло внутри. Даже жарко стало. Она, конечно же, много раз представляла себя женой Зеленина, вернее, не женой, а невестой. Вот она идет в венке с фатой в церковь, держит его под руку, он в парадном мундире, а вокруг все кричат и радуются. Такая пошлость. Дура она все-таки. Как была купеческой дочкой, так и осталась. И вообще, он не предлагал, а она не торопилась. Зачем? Они ведь и так вместе. А все эти свадьбы – это пережиток!

- Красивая, - отметил противный в пирожке.

- Красивая, - подтвердил Андрей и, глядя прямо на собеседника, добавил. – А вам не кажется, что это несколько неприлично подобным образом отзываться о чужой жене? Вам не кажется, что вы перешли некую грань, и теперь я буду вынужден требовать извинений для нее и удовлетворения для меня.

- Ух, какой горячий! – нагло рассмеялся «пирожок». – Наверное, офицер. Офицер?

Андрей промолчал.

- Конечно, офицер. Выправка, стать, взгляд. Краса и гордость армии. Кокарду снял, погоны снял, сел в паровоз и побежал. Армию развалили, полстраны немцам отдали, царя потеряли, правительство защитить не смогли. Зато при супруге.

Андрей напрягся и попытался встать. Клодет положила ему руку на плечо, остановила. Сделала знак глазами: не обращай внимания.

- Правильно, барышня, правильно вы его останавливаете. Пусть послушает господин боевой офицер без погон и без солдат. Чем командовали? Взводом, ротой?

- Батальоном.

- Ого! И много накомандовали, прежде, чем открыли фронт германцам и привели их шпионов к власти?

Андрей стиснул зубы, но держался. Вот уж что им сейчас совсем не нужно было, так это скандал. Клодет время от времени сжимала его плечо, как бы успокаивая. А собеседник все не унимался.

- Что, не нравится? И мне не нравится. Была у нас великая империя, мощная, сильная, все нас уважали, а, главное, мы сами себя уважали. А теперь все рухнуло. Из-за вас, между прочим, и рухнуло, господа офицеры. Не из-за либералов, как бы вы их ни ненавидели, не из-за интеллигенции, которую вы давили, да не передавили - и не передавите, не мечтайте. А вот из-за таких красавцев-офицеров, которых считали опорой трона. Ни один из вас не смог ни немца остановить, ни большевика. Один Корнилов хоть что-то пытался, и того не поддержали, предали. Все профукали, не при даме будь сказано. Ничего не смогли защитить, ни себя, ни семьи свои, ни народ, ни страну. Ненавижу вас. И вообще всех ненавижу.

«Пирожок» посмотрел на них – и вправду, похоже, с ненавистью, и отвернулся, уставился в окно. Андрей неожиданно перестал напрягаться – Клодет прямо почувствовала, как облегченно обмякло его плечо под ее ладонью. Зеленин усмехнулся.

- А вам не кажется, что вы перекладываете на наши плечи то, чего сами не сделали, господа либеральная интеллигенция? Если вас интересует мое мнение – оно вас, конечно, не интересует, но я все равно скажу – страну до черты довели именно вы. С больной головы, как говорится, на здоровую перекладываете.

«Пирожок» ничего не сказал, вообще никак не отреагировал, смотрел в окно, молчал.

- Вы почему-то решили, что кто-то будет за вас выполнять необходимую работу. И раз армия обучена стрелять, то самое просто решение – это же любому штатскому так кажется - взять и всех пострелять. Чтобы грязную, жестокую, кровавую работу делали не вы, а кто-то другой. Скажем, офицер, который вам попался в попутчики в набитом вагоне поезда, да? На него все и свалим. Вы кем, простите, служили? Присяжным поверенным, судя по умению обвинять?

«Пирожок» по-прежнему не отвечал.

- Ну, пусть не присяжным поверенным, пусть в департаменте каком сидели, в каком-нибудь из наших бесчисленных комитетов по спасению чего-то там, в союзе городов ли, в управлении по снабжению ли, в общем, занимались чем-то очень важным, а не глупостями, вроде сидения с винтовкой в окопах, правда? Ответить, я понимаю, вам, собственно, нечего. Вы правы, у нас все было. Был Государь, возможно, не самый лучший, но ведь и не самый самодур среди самодержцев. Был парламент, настоящий, как в Европе. Были пусть плохонькие, но свободы. Правительство было, не идеальное, конечно, но уж извините, какое есть. Все было, чтобы шагать в ногу с миром, работать, плавить сталь, убирать хлеб, производить станки и машины. Но вот работать-то вы как раз и не желали. Вы хотели лить бесконечный словесный поток в своей Думе, топать ногами и требовать, требовать, требовать, считая, что страна управляется вами, что это вы в Таврическом решаете, по какому пути двинется Россия. Вы издавали бесконечные циркуляры, приказы и распоряжения и никак не могли уразуметь своими чиновничьими мозгами, что такой гигантский механизм как Российская империя бумажками не управляется. Нужен механизм, система, которая бы работала сверху донизу, и только потом можно чего-то требовать, рассылая свои мудрейшие циркуляры. А вы сидели в авто без колес и требовали от него быстрой и мягкой езды.