Клинок Богини, гость и раб - [139]

– Госпожа, – позвал Гобрий мягче, чем, кажется, вообще когда-либо за жизнь обращался к людям. Остекленевший взгляд танши пугал. – Гистасп абсолютно прав, ваше слово – зак…

Бансабира воздела руку в останавливающем жесте. Утерла губы тыльной стороной ладони, будто могла этим стереть грязь греха с потемневшего, как лик Кровавой Шиады, лица.

– Ворота закрыть, стражу усилить. На стенах оставить больше караульных на случай, если от голода они озвереют.

Мужчины молчали как один.

– Вы уверены? – спросил наконец Гистасп.

Бану не ответила – если поступить иначе, то сниться ей будут не только вражеские женщины и дети, но и собственные солдаты. Если, конечно, они со злобы не прирежут ее раньше.

– Подумайте еще раз, – сказал Одхан, чье сердце при виде страдающих сжалось. – Или – простите за дерзость – дайте и нам срок подумать. Пусть все предложат свой вариант действий через два часа. За это время никто не умрет ведь…

Бану обернулась и, точно дракон пламенем, выплюнула:

– Я не позволю своим людям голодать из милости к врагу.

Вздохнула, закончив чуть тише:

– Через пять дней тех, кто не разойдется, перестреляете ночью, а после соберете потраченные стрелы. – «В конце концов, это то немногое, что я могу сделать для них». Обернулась к командирам и телохранителям, пристально следя за каждым.

– Как прикажете, – бесцветно ответил за всех Гистасп.

Ничего не сказав, Бану сделала шаг, и мужчины расступились, пропуская. Достигнув уединения внутри стен, Бансабира велела Юдейру проваливать, а сама, рухнув на кровать, старалась не завыть подобно тем, кто так отчаянно выл далеко снаружи.

Но ни уснуть, ни расслабиться, ни забыться, ни оправдать себя не удавалось. Спустя три четверти часа Бансабира подскочила и принялась шагами мерить комнату. Только пройдя мимо окна по меньшей мере десятый раз, она заметила на подоконнике цветастое пятно. Подошла ближе, широко раскрытыми глазами уставившись на крохотные крашеные камушки – не больше сушеной горошины каждый.

Черный, фиолетовый, синий, красный, зеленый.

Бансабира, глухо зарычав, повела головой, собрала камни в руку, сжала так, что они больно впились в кожу. Долго и глубоко дышала, заставляя себя сосредоточиться на сообщении. По существу, сложности оно не вызывало, но было попросту несвоевременно.

Танша достала из походной сумки шесть коробочек из тростника, в которых хранила точно такие раскрашенные «знаки», и, сидя на полу, нарочито медленно убирала камушки в том порядке, в каком нашла. Черный, фиолетовый, синий, красный, зеленый. Враг первой степени важности переместился в основную ставку по указу вышестоящего офицера, с одной первой войска, без плана в ближайшее время возглавить атаку. Исходя из того, что враг первой степени важности – это Шауты, стоит предположить, что речь о Сцире, тогда вышестоящий офицер – это тан Ранди Шаут. Стало быть, отец отозвал дочь вместе со всем воинским составом для каких-то пока неясных целей. Если сейчас у переместившегося врага, то есть Сциры, нет плана возглавлять подразделение, вероятнее всего, Шаут присоединит ее к кому-то из прочих генералов. Видимо, к одному из старших сыновей. А значит, есть шанс, что Шаут решил собрать не две, а несколько армий под одним командованием и нанести сокрушительный удар. Знать бы наверняка – по ком и когда?

Убрав коробочки с камнями и почти отшвырнув сумку, где они хранились, Бансабира схватилась за виски. Праматерь, сейчас все это совершенно не лезло в голову!

Особенно сильно туда не умещалось наличие пяти цветов из шести положенных. Одного камня не хватало, причем непонятно, на какой именно позиции (стало быть, на деле послание может довольно сильно отличаться от выводов Бану). Но больше всего беспокоило то, что в сообщении отсутствовал белый цвет, – то есть в одной из частей послания Рамир солгал.

Приказу тану последовали неукоснительно, а ее поступок со временем стоустая молва разнесла эхом по всему Ясу. Каждый раз в другие, более счастливые годы, когда родители грозили непослушным детям оставить их без наследства (если таковое имелось) или просто выставить из дома, тишком приговаривалось: «Вот закроем двери, как Бану Проклятая, посмотрим, как потом будешь дерзить!»

Вся ее недолгая история осад, о которой разведчики докладывали командующим, напоминала некую игру. Возникало чувство, будто недавно вернувшаяся дочка Сабира после долгого отсутствия в Ясе нашла в нем нечто до того увлекательное и забавное, что никак не могла наиграться. Одна беда – такие забавы присущи одной только Нандане, а Старуха Ночи слишком мудра для игр.

Спустя девять дней Бану позвал на стену дежуривший Вал с вопросом: «Как быть?» С диким свистом и руганью сотни оранжевых швыряли со стен хлеб, высыпали ячмень и картофель.

– Да у нас полно запасов, грязные выродки! – орали осажденные, не будучи уверенными, что их услышат через пустырь. – Да вам тут еще год стоять!

– Они ведь правы, – заметил Серт, вздернув лохматую, разделенную шрамом светлую бровь. – После того как они выгнали женщин и детей, им должно хватить продовольствия еще на довольно долгий срок. Не год, конечно, но пока мы будем держать осаду, Ююл непременно пришлет сюда очередное многотысячное войско, и нас попросту раздавят.