Клинок без ржавчины - [5]

— Я обегал всю станцию, никто его не видел.

Мигом собрали всех погонщиков, они в один голос заявили, что после Маглаки Уриэль-Акоста куда-то исчез, даже голоса его они больше не слышали. Старший конвоир в отчаянии схватился за голову: из-под самого носа увел, негодяй, арбу!

Еще раз проверили сопроводительные документы, и оказалось, что на пропавшей арбе были мешки с рисом и сахаром.

— Вот тебе и патриот! То-то он подгонял нас, — заметил один из аробщиков.

— Эх, счастье надо иметь. Почему этому сукиному сыну моя арба не приглянулась, — тотчас же отозвался Другой.

— А ты разве пошел бы на такое, Кокита? — усомнился первый.

В ответ Кокита только заржал — тихо и счастливо заржал, словно уже пригнал к себе во двор эту сладкую арбу.

Под утро, когда мы, измучившись, добрались наконец до постоялого двора духанщика Мосэ, эти двое не дали нам поспать часок-другой.

Сначала они набили себе животы вареными бобами, потом подсели к очагу и до самого нашего отъезда обсуждали и подсчитывали, сколько сахара и риса отвалит Уриэль-Акоста своему сообщнику — хромому парню из Маглаки.

— По-моему, Бежан, колченогий получит хороший куш. Не меньше, чем по мешку риса и сахара. Мир от этого не рухнет, а Уриэль-Акоста не обеднеет.

— Ты думаешь, по мешку, Кокита? Нет. Вряд ли у него такое щедрое сердце. Нет, по мешку ни за что не даст.

— Не даст? А ты знаешь, что человеческий язык без костей…

— Думаешь, донесет?

— А что, по-твоему, должен сделать обиженный человек? Молчать? Чего зубы скалишь, Бежан? Что я смешного сказал?

— А разве не смешно… Одно правительство сбежало, другое еще не пришло… Кто Уриэль-Акосте судьей будет?

— Да, об этом я как-то не подумал. Выходит, пропал наш колченогий.

— Почему пропал? Пусть поубавит свой аппетит. По полмешка получит, и за то спасибо… Разве этого мало?

— Конечно, немало. И потом, знаешь, сахар и рис… Ох, и подходят они друг-другу. Ты когда-нибудь пробовал рисовую кашу с сахаром? То-то же! Ложку проглотишь.

— Слушай, хватит. Не своди меня с ума!

Они замолчали. Я обрадовался… Может, все-таки дадут поспать. И в самом деле задремал, но, видимо, ненадолго.

— Ты спишь, Бежан? — послышался голос Кокиты.

— Да, надо немного поспать, а то уже светает…

— А я вот никак не засну. И знаешь, о чем я думаю: пропадет этот маглакский дурень.

— С чего ты взял?

— Верное слово тебе говорю, Бежан. Ты только вспомни, какие глаза были у нашего Уриэль-Акосты. Будь я проклят, если человек с такими глазами уступит хоть четверть мешка. На кресте поклянусь, если хочешь… Не бывает такого.

— Но хоть немного он ему подбросит? А тот и всякой малости будет рад. Что он, пахал, сеял, пот проливал? Даром дают, чего еще…

— А что он рисковал, это, по-твоему, ничего не стоит? Его же там на месте могли пристрелить, когда он арбу уводил. Да вот, на счастье, не поймали.

— Ты, пожалуй, прав. С пустыми руками Уриэль-Акоста его, конечно, не отпустит. Хоть на медную копейку совести у него осталось…

— Дай бог, чтобы кончилось у них по-твоему.

Они снова затихли на некоторое время. «Слава богу!» — с облегчением подумал я. И только закрыл глаза, как мучитель мой Кокита внезапно вскрикнул, словно его холодной водой окатили:

— Нет, нет, Бежан! Плохи дела у нашего хромого! Не надо было ему связываться с этим поганым гвардейцем.

— Глупости говоришь! Что значит не нужно было связываться. Позавчера моя теща полдеревни обегала из-за кусочка сахара. Младшая дочка у меня заболела, сладкого чая не могли ей дать. С сахаром не шути, братец, он на дороге не валяется.

— Знаешь, что я тебе скажу — этот Уриэль-Акоста совсем не ангел. Станет он в такую темную ночку сидеть под кустом с твоим бедным аробщиком и делить с ним сахар: один кусочек тебе — два мне… Два мне… один тебе. И не думай… всадит в него пулю — вот и вся тебе дележка. Ночь ни языка, ни глаз не имеет. Кто узнает, как и зачем погиб человек.

— Ты думаешь — убьет? Не пожалеет несчастного?

— Такие бандиты свидетелей в живых не оставляют… чтобы потом всю жизнь дрожать?! Не такой он простак, этот Уриэль-Акоста.

— Да, по всему видать, не простак. Что ж, значит, самое время молиться за упокой невинной души.

— Сообразил, наконец? — сказал Кокита и сердито плюнул на тлеющие в очаге угли.

«Ну и люди, — подумал я, засыпая: — пожалели для бедного человека мешок сахару… Вынудили гвардейца убрать сообщника с дороги, не пощадили своего же брата аробщика…»

Я заснул, но все участники этого ночного происшествия тотчас же вошли в мой сон. Мне приснилось, что Уриэль-Акоста и хромой аробщик никак не могут поделить добычу. Сначала они только ругались, но когда исчерпали весь запас бранных слов, Уриэль-Акоста схватился за маузер и убил… кого, вы думаете, убил? Не хромого аробщика, нет, а оглушительно выстрелил в ни в чем неповинного Кокиту, безмятежно спавшего рядом со мной у потухшего очага.

Выстрел разбудил меня.

Кокита стоял у огня и выбивал ладонью окурок из длинного мундштука.

— Вставай, парень, пора ехать, — сказал живой и невредимый Кокита.

Вчера в Кутаиси мне сказали, что берут нашу арбу только на одну поездку. Но старший конвоир не выполнил обещания и, когда мы вернулись в Кутаиси, велел отвезти семью какого-то офицера в селение Варцихс.