Клинок без ржавчины - [2]

Мой первый комсомолец Перевод Э. Фейгина

Напишите несколько слов о себе, ну что вам стоит, — сказал мне редактор, когда я принес в издательство книгу новых рассказов.

— Попробую, — обещал я, не подозревая, как оказывается, трудно писать о самом себе.

А трудно вот почему.

Во-первых, в нескольких словах ничего не скажешь, все время будет казаться, что самое важное, самое интересное в твоей жизни ты все же упустил, оставив за строкой.

А во-вторых — ни в одной области искусства художник так не похож на свое создание, как писатель на свою книгу. По моему глубокому убеждению происходит это потому, что сила слова неисчерпаема и неизмерима; у слова намного больше граней и оттенков, чем, скажем, на палитре живописца или в музыкальной фразе. Конечно, каждый правдивый писатель, создавая биографию своего поколения, рисуя облик своего времени, тем самым рисует в какой-то мере и самого себя, пишет историю своей жизни. Но ни в какой специально написанной биографии писатель не представлен перед читателем таким живым, настоящим, как в своих романах, повестях, стихах, хотя чаще всего он ходит по страницам этих книг незримо и неслышно, словно невидимка…

Мне сейчас шестьдесят четыре года, и, как вы сами понимаете, за это время мне не однажды пришлось писать автобиографию. Писать по разным поводам: когда поступал на работу, когда призывали в армию, когда представляли к награде, когда выдвигали мою кандидатуру на выборах в местный Совет…

Пока человек жив, кому-то все время будут нужны его анкета и автобиография.

И мне, как сыну своего века, не удалось избежать этой участи. Сколько раз я перечислял на бумаге даты своей жизни — год рождения 1905, кончил Кутаисскую классическую гимназию, первое стихотворение написал в 1924 году, оно было посвящено безвременно погибшему вожаку грузинского комсомола Борису Дзнеладзе, а в январе 1942 года добровольцем ушел в действующую армию и попал прямо в Керчь.

Испишу, бывало, такими датами полторы-две странички — вот и готова затребованная автобиография. Не знаю, всегда ли читали это мое сочинение, но твердо знаю — в канцелярские архивы оно попадало неизбежно. Словом, руку себе я набил в этом деле… Что же сейчас мешает моему перу разгуляться по бумаге? Ведь на этот раз свою биографию я пишу не для ведомственных надобностей, а для читателей моих книг, с которыми я обязан разговаривать не на языке анкеты, а так, как разговаривают между собой люди, у которых есть что сказать друг другу… Все, что писатель адресует читателям, будь то роман из жизни нашего крестьянства или страничка личных воспоминаний, должно открыть им что-то новое, помочь проникнуть в нелегкий мир художника. А такую работу в один присест, как думал мой быстрый редактор, не сделаешь…

И еще вот о чем я хочу сказать: начиная с зеленой юности я живу, как солдат в окопе. А в окопе чаще всего приходится смотреть только вперед, и у меня пока не было времени оглянуться, подумать о прожитом, окинуть умудренным взглядом пройденные пути-дороги.

Да и то надо учесть, что жизнь в окопе имеет, как я сейчас понял, не только свои преимущества, но, к сожалению, и некоторые минусы. Солдат из окопа не все видит и не всегда знает, что происходит за пределами обозримого. Может, это в какой-то мере и помешало художникам моего поколения разобраться во всей сложности мира сего. Я не говорю это за всех, может, кто и думает, что разобрался, — я говорю только за себя: нет, не разобрался до конца. Я еще солдат в окопе.

Говорят, писателем рождаются. Иногда, мне кажется, что это правда. А иногда кажется: когда ты молод — ты один из богов, ибо ты участвуешь в сотворении мира, и видения той прекрасной поры никогда не увядают в твоем сердце, и гибнут они только вместе с тобой. Это не значит, конечно, что в твоем первоначальном видении ничего не изменяется с течением времени — любознательность человека не имеет предела, а душа человека, как безграничный океан, к ней устремляются и капля утренней росы, и малый безымянный ручеек, и великий Енисей… Но впечатления юности, как первая любовь, — они не забываются, и не будет наказания страшнее, если судьба лишит тебя памяти о них: они всегда с тобой в твоем трудном походе, они не позволят тебе заснуть на коротком привале, они не позволят тебе предаться самодовольному покою в часы успеха, они вольют в твое сердце новые силы в минуты слабости и отчаяния, они зорко следят за твоим оружием, чтобы оно не покрылось ржавчиной, они спасут тебя от зазнайства и не позволят тебе помыслить, что ты уже на том берегу, где венчают лавровыми венками.

Строгий и беспристрастный судья — завтрашний день — сам решит, кому быть на том берегу, кому остаться на этом. А пока ты должен терпеливо трудиться на этом берегу той великой и нескончаемой реки, имя которой Время.

Когда я вспоминаю о молодых своих годах, то раньше всех возникает в памяти моей первый комсомолец Бичоиа Пурцхванидзе, человек с чистым сердцем рыцаря, встречи и беседы с которым еще в далеких двадцатых годах дали направление всей моей жизни. И, конечно, свой автобиографический рассказ я не могу не начать с воспоминаний о нем.