Клинки и крылья - [12]

— И Обетованное, — еле слышно закончила Тааль.

— И Обетованное, — кивнул Фиенни. Потом, помолчав, прибавил: — Я устрою для тебя встречу с атури, а уже после провожу к тауриллиан. Ты сама сделаешь выбор, Тааль. Тебе ничего не будет грозить, обещаю.

— Выходит, тауриллиан надеются переубедить меня? Переманить к себе?…

— Не переманить, а именно переубедить. Поверь, они умеют это делать. На твоём месте я не стал бы недооценивать их… Хотя и атури — те ещё лицемеры. Ты между двух жерновов, Тааль, и мне жаль тебя. Иногда я радуюсь, что сам оставил эти игры…

Тааль сделала глубокий вдох — так, что заболели новые лёгкие — и отважилась упомянуть главное:

— Мои сны, — сказала она, глядя прямо в глаза Фиенни. — Я давно вижу сны о вратах в Хаос… И о том, кто придёт раскрыть их. Как и Вы, он смертный, но, наверное, могущественный волшебник. И я знаю, что сейчас он на пути сюда.

Теперь Фиенни молчал слишком долго. Тааль так ждала ответа, что каждая секунда казалась ей вечностью в пропитанных жаром песках.

— Ну что же… — произнёс он, поднося к лицу один из засохших цветков жасмина, усеявших стол. Зажмурившись, вдохнул аромат белых лепестков, и Тааль пришла в голову безумная мысль: что, если это единственный запах, который Фиенни до сих пор чувствует?… — Полагаю, это может быть лишь один человек из всего Обетованного. Мой ученик. Восьмой год я жду встречи с ним.

ГЛАВА II

Дорелия, Заповедный лес (на границе с равниной Ра'илг)

Нитлот наклонился над котелком, и поднимавшийся пар ошпарил ему лицо. Он поморщился: разница с холодом просто добивала. Запустил пальцы в мешочек с сушёным боярышником и подбросил ещё щепотку. Это зелье — тот случай, когда лучше переборщить с ингредиентами, чем положить недостаточно… Нитлот, признаться, нервничал: зелья никогда не были его сильным местом. Даже в Долине — а что уж говорить о бредовой ситуации, в которой все они очутились теперь…

Ниамор зелья давались куда лучше, да и Индрис неплохо преуспевала в них — в тех редких случаях, когда у неё хватало терпения возиться с нарезкой корней или высчитывать лунные фазы для сбора трав. Может, дело просто в том, что это больше подобает женщинам?

«О да, особенно если учесть, как играючи готовит зелья Альен… А ведь он беззеркальный».

Зацепившись за эту мысль, Нитлот помрачнел. Выпрямился, набрал горсть снега и уже привычным движением втёр в обожжённое лицо.

Опять Альен. Сколько же можно?… Разве не из-за него (в значительной степени) жалкие остатки дорелийской армии прячутся в лесу, будто шайка грабителей?

Разве не из-за Альена и его треклятой силы Повелителя Хаоса он — волшебник высшего разряда! — вынужден варить укрепляющие зелья для беременной Индрис? Для Индрис, которую они на пару с Тейором еле вытащили из Мира-за-стеклом, откуда вообще-то не возвращаются?…

И, тем не менее, даже после битвы на равнине Ра'илг, после позорного поражения, Нитлот продолжает вспоминать Альена при каждом удобном и неудобном случае. И по-прежнему идиотски радоваться, думая, что ни Тейор, ни кто-либо ещё не сумеет залезть к нему в голову в такие минуты.

Какая-то птица — сойка или кукушка, Нитлот по близорукости не рассмотрел — вспорхнула с еловой лапы, и комок снега чуть не прилетел ему за шиворот.

Котелок кипел над огнём, слегка покачиваясь. Хворост под ним трещал так весело, будто всё в мире шло нормально и имело смысл.

Пару мгновений Нитлот задумчиво созерцал котелок, пытаясь сообразить, когда его надо будет снимать с огня. Зелье ещё не приобрело нужного тёмно-золотистого цвета, но уже покрылось слоем пенки. Можно, конечно, позвать Тейора — тот, наверное, опять треплет языком на стоянке с кем-нибудь из пехоты, — но Нитлоту очень не хотелось спрашивать у Тейора такие вещи. Право ухаживать за Индрис он ревниво оставлял за собой. Настолько ревниво, что раньше его бы это встревожило… Однако теперь он так устал, замёрз и видел так мало разумных выходов из положения, что тревожиться из-за подобных тонкостей не получалось.

Они скрывались в Заповедном лесу седьмой день — последыши дорелийского войска, которых едва ли хватило бы на два крупных отряда. Остальных перебили альсунгцы или выкосило пламя призрачного дракона-иллюзии — вполне реальное, жадное до плоти пламя, не менее настоящее, чем костяные ножи, клыки и когти мороков-оборотней. Феорнцы, бросившие их в самом начале боя, так и не вернулись. Они пропали на западе — наверняка устремились к реке Широкой, чтобы любыми путями переправиться и вернуться в своё королевство; страх за жизнь властно тащил их прочь, страх заставил забыть красивые клятвы чести. И Нитлот, как ни старался, не мог осуждать их. Кто, по сути, вообще имеет право их осуждать?…

Чуда не произошло: не прислали обещанной помощи ни Кезорре, ни Минши, и от лорда Заэру из столицы, оказавшейся под угрозой осады, не пришло никаких вестей. Нитлот, Тейор и лорд Толмэ (чей роскошный малиновый плащ основательно потрепался и, кажется, даже чуть обгорел) совместными усилиями согнали людей в лесную чащу. Альсунгцы окружили лес; кроваво-огненное безумие, творившееся на равнине, опоясало молчаливую черноту осин и елей красной каймой. Нитлот не помнил толком, как именно всё случилось; многое он сделал совершенно не думая, спасая скорее себя, чем окружающих. Он не знал ни одного из тех беззеркальных, которых утащил волоком по подтаявшему снегу, не знал ни одного из тех, чьи раны раскрылись и испускали колдовское, трупное зловоние.