Клиника одиночества - [50]

Заспанное лицо, зевание, несколько ободряющих слов и скучных комплиментов, кофе с бутербродами или с чем-то другим, но таким же не домашним, не семейным, когда вы едите, стараясь не смотреть друг на друга. Он не хочет видеть в твоих глазах отчаянной надежды, а ты в его – такой же отчаянной скуки и желания поскорее уйти, пока ты не начала просить его остаться навсегда. Покончив с формальностями, он уйдет, обронив «Я тебе позвоню!», и ты перестанешь выпускать из рук телефон, прекрасно зная, что он никогда не позвонит, и все же надеясь на чудо.

«Так будет и сейчас. – Эта мысль заморозила ее сердце. – Пусть не обманывает тебя ни блеск его глаз, ни слова, ни ласковые руки. Сейчас он хочет тебя, может быть, ему даже кажется, что он готов на многие жертвы ради тебя, но когда он тебя получит, то поймет – игра не стоит свеч».

У него своя жизнь, молодая и красивая жена, зачем ему что-то менять? Но почему бы и не переспать с красивой опытной женщиной, если она этого хочет? И жена как раз в отъезде.

«Люба, нужно смотреть правде в глаза: время, когда ты могла выйти замуж за пылкого влюбленного юношу, давно прошло. Все твои поезда давно ушли, и догонять их глупо – ты выдохнешься, сломаешь ноги, растеряешь по пути все, что у тебя есть, но все равно не догонишь! Напиток молодости и любви, который ты хочешь сейчас выпить, завтра утром обернется страшным ядом.

Для юношей – девушки, а для тебя, Люба, – Максимов».

Она еще раз умыла лицо ледяной водой. За все надо платить – либо трудом и добровольным отказом от удовольствий, либо унижением. Это непреложный закон жизни. Пусть ей будет плохо сейчас, пусть она проплачет всю ночь напролет, пусть будет мучиться всю жизнь, что Стас потерян для нее навсегда, но у нее будет утешение – она не сделала ничего стыдного и плохого и сохранила свое достоинство. А иначе... Стас все равно не останется с ней, но к боли утраты добавится еще сознание того, что она оказалась обыкновенной шалавой. И Стас, утолив свой голод, тоже будет помнить о ней как о шалаве. О старой шалаве, ядовито уточнила Люба.

– Тебя так долго не было... – В ожидании Стас вышел на балкон покурить, и у Любы немножко отлегло от сердца. Она боялась, что он разобрал постель и ждет ее в полной боевой готовности.

– Прости, Стас, – сказала она, глядя в пол, – я не могу.

– Люба... – Он протянул к ней руки, но Люба отступила.

– Извини, что завела тебя...

– Я сам завелся. Я вообще не могу спокойно думать о тебе, а когда вижу, просто схожу с ума. Такие дела, Люба.

Оттого что он не стал ее уговаривать, Люба совсем растерялась.

– Прости, – тупо повторила она.

Он улыбнулся:

– Я понял. Ничего, я подожду.

– Чего?

– Когда ты будешь готова. Это ты меня прости за бурный натиск. – Он взял ее за руки и крепко сжал. – Я все время думал о тебе и почему-то решил, что ты тоже обо мне думаешь.

– Так и было.

Люба ждала настойчивых уговоров, может быть, даже упреков, только не безоговорочной капитуляции.

– Зато я знаю теперь, где ты живешь, а то совсем извелся.

Стас безмятежно улыбался ей. «Хочет растянуть удовольствие, – мрачно подумала Люба. – Тоже не новичок в любовных делах, понимает: чем быстрее ты съедаешь торт, тем быстрее он кончается. Ах, как хочется поиграть с ним в ухаживания, но конец-то все равно один – секс и расставание после секса. Только мне будет гораздо больнее, потому что все время флирта я буду надеяться, что он перерастет во что-то серьезное. А надежда – это как резинка от трусов: чем больше ты ее растягиваешь, тем сильнее она потом бьет тебя по заднице.

– Стас, нам лучше не встречаться больше, – решительно произнесла она.

– Почему?

– Потому что ни к чему хорошему это не приведет. Ты женат, я – замужем.

– Ты замужем? – изумленно переспросил он.

– Да, – сказала она твердо.

Как там говорила Зоя? Левак возможен при абсолютном равноправии сторон? Пусть Стас не считает ее одинокой, никому не нужной бабой. Пусть лучше думает, что она вполне благополучная женщина, немножко уставшая от семейных уз, как и он сам, но вовремя одумавшаяся.

– Я не знал... Ты же была одна у Зои на дне рождения...

– Ну и что? – буркнула она, с удивлением обнаружив, что они все еще держатся за руки.

– Ничего, конечно.

Закрыв за ним дверь, Люба упала на диван. На душе была такая свинцовая тяжесть, что она даже плакать не могла. Даже мысль, что она уберегла себя от гораздо худших мук, сейчас ее не поддерживала.

Она посмотрела на часы – всего девять вечера. Неужели они так мало пробыли вместе, ей-то казалось, что минула целая вечность с тех пор, как они вышли из Зоиной квартиры. Возвращаться к подруге невозможно, она занята своим Ваней, но сидеть одной выше ее сил.

И Люба позвонила Максимову.

– Да? – сказал он раздраженно.

– Это Люба, привет.

– Здравствуй. – В голосе жениха не было никакой радости. – Что случилось?

– Соскучилась, – соврала она.

– Неужели? – Наверное, Борис сознавал, что ни один человек в здравом рассудке не станет по нему скучать. – И что ты от меня хочешь?

– Давай просто поболтаем.

– Слушай, дорогая, не заставляй меня думать о тебе как о взбалмошной идиотке, которая не может управлять своими эмоциями и занимать себя самостоятельно. Лично у меня нет времени на пустопорожние разговоры.