Клинические лекции по душевным болезням - [43]

Как только эта мысль пришла ей в голову, она спохватилась, попыталась отогнать ее от себя, но тщетно. «Я пытаюсь бороться, рассказывает она, повторяю в полный голос советы, которые вы так часто мне давали и которым я так надеялась следовать. Я грожу себе всеми мыслимыми бедами и всем позором, который Неотвратимо навлечет на меня моя пагубная страсть, знаю, что слабость ведет меня к гибели, но все без толку, я должна пить — и все тут».

Несмотря на все обещания, несмотря на оскорбления, которыми она себя осыпает, она делает первую уступку желанию. «Может быть, думает она, стакан вина поднимет мне настроение и придаст сил для дальнейшего сопротивления». Ее продолжает сжигать жажда, глотка кажется совершенно иссохшей, она не смачивается слюной, ей трудно говорить — словом, Эжени бежит в винную лавку и покупает водки. Потом обходит еще несколько торговцев и вскоре напивается допьяна. Затем идет в Венсеннский лес, прячется в полуразрушенной лачуге и проводит там ночь.

На следующий день, на заре, возвращается домой и три дня лежит, не в состоянии принимать какую-либо пищу, кроме молока и бульона: вино и водка внушают ей отвращение. Приступ, кажется, миновал, но через три дня возникает то же влечение, она снова идет в обход по торгующим вином точкам и пьет теперь все, включая аптечные спиртовые растирки. Она по-прежнему не теряет соображения и ждет глубокого вечера, чтоб вернуться домой: однажды даже провела ночь в подвале дома, не осмеливаясь подняться на свой этаж — из страха, что встретит жильцов и те увидят ее пьяной. Протрезвев наутро, она решается все же проникнуть к себе, запирается и не выходит из комнаты трое суток.

Вскоре, однако, мучимая тем же неумолимым желанием, она снова выходит из дома, покупает у фармацевта порошок ревеня, всыпает его в литр вина, к которому добавила перед этим два стакана водки, и возвращается в свое жилище. Вначале ставит бутылку подальше от кровати, потом встает и переносит ее на кроватный столик. Часу не прошло после этих приготовлений, а она уже приступилась к своему питью. Два-три глотка вызывает у нее рвоту, но через мгновение она допивает все, что осталось в бутылке. Теперь всякое сопротивление сломлено: полупьяная, она идет за новым вином и водкой, мешает и пьет их.

В качестве последнего средства борьбы со злом, мучимая стыдом и отчаянием, она добавляет к спиртному экскременты, ставит бутылку и стакан на столик, надеется, что теперь до них не дотронется, засыпает на час тяжелым сном, перемежаемым кошмарами. Одно из сновидений, более тягостное, чем прочие, будит ее. Она глядит на бутылку и, проклиная себя, наливает в стакан на два пальца ужасной смеси, проглатывает ее и тут же изрыгает. Потом снова засыпает с омерзительным осадком во рту и, проснувшись, наливает полный стакан, разом пьет его, затем опустошает в несколько приемов бутылку. «Мне хотелось тогда, говорит она, немедленно потерять разум, чтоб не присутствовать больше при своем позоре».

Всю оставшуюся ночь Эжени проводит во власти страшных галлюцинаций, которые не могли не начаться у нее после приема таких количеств алкоголя. Расстройства общего чувства порождают у нее переживания ужаснейших пыток: она видит себя окруженной со всех сторон пауками, которые норовят сожрать ее, чувствует, как их крючья вонзаются ей в кожу; по ее телу бегают крысы и залезают ей в рот; по комнате носятся летучие мыши, они проносятся через пламя, летят прямо на нее, их движение в воздухе порождает искры, которые сыплются ей в глаза, языки пламени обжигают ее тело. Слух, вкус, обоняние — ничто не пощажено обманами чувств, она слышит угрозы, оскорбления, ее обзывают пьянчужкой, хотят сжечь живьем. Во рту у нее вкус гнилья, от которого она не может освободиться, она ощущает запахи серы и кала.

В подобном состоянии она приходит однажды к своим братьям и просит у них защиты. Те пугаются ее вида, решают, что она снова пьяна, отсылают ее от себя. Блуждая наугад по улицам, преследуемая голосом мужа, который обвиняет ее в пагубной страсти, она идет вечером в сторону Сены, прячется в подворотне, наносит себе бритвой рану запястья и ждет наступления ночи, чтобы никем не замеченной броситься в реку. Необычное поведение привлекает к себе внимание консьержа и ее задерживают.

После нескольких дней пребывания в отделении большая часть ее галлюцинации в дневное время прекратилась, ночью они еще возвращаются — затем проходят окончательно. В течение нескольких недель оставался лишь голос мужа, который стал затем неразборчив и перестал слышаться вовсе.

Позднее Эжени, заболевшая бронхитом и острой легочной эмфиземой и переведенная в связи с этим в палату для физического ухода, перенесла здесь, под влиянием лихорадки, новую, уже непродолжительную, вспышку алкогольного бреда: она видела и ощущала на себе пауков, бегающих по ее телу.

За время, проведенное в нашей больнице, она перенесла также несколько приступов печеночной колики, которые, несмотря на остроту, не сопровождались психическими расстройствами; у нее неоднократно наблюдалось выхождение печеночных камней достаточно крупного калибра. Кроме того, и на этом надо остановиться особо, она проделала на наших глазах истинный, длившийся трое суток дипсоманический приступ, со всеми его характерными особенностями.