Клинические лекции по душевным болезням - [41]

Эжени хорошо анализирует свое состояние и отмечает, что уже тогда временами испытывала неодолимое влечение к вину, но часто бывало и так, что в течение многих дней у нее и в помыслах его не было. В такие дни ей казалось, что оно никогда более не повторится, но в последующем, несмотря на самоограничения и запреты, она незамедлительно уступала вновь проснувшемуся желанию. Перед этим она делалась подавлена, удручена, раздражительна, испытывала чувство полного упадка сил — затем появлялась тяжесть в голове и спазмы в желудке, ей не хватало воздуха, все причиняло боль и беспокойство. В таких состояниях она ощущала настоятельную потребность взбодриться каким-то способом и, забывая прежние скандалы, вызванные излишествами, начинала пить: чтоб «набраться духу». Для этого годился алкоголь в любом виде: вино, абсент, водка, спиртовые наружные средства, даже одеколон — ей все было едино. Между тем до этого, боясь срыва, она уже не раз нарочно портила находившиеся дома спиртные напитки и растворы, делала их непригодными к употреблению: помещала туда различные отвратительные и вредные материи — вплоть до керосина и кала; но когда начинался приступ, ее ничто уже не останавливало. Под влиянием повторяющихся эксцессов у нее не замедлили усилиться суицидальные наклонности — она несколько раз пыталась наложить на себя руки.

Позднее к этому присоединились идеи убийства: она намеревалась то удушить мужа, то его зарезать. Иногда, как она призналась позже, у нее возникало желание убить и тех, к кому она не могла питать враждебного чувства.

В 1868 г. ее отчаявшийся и растерявшийся муж, боявшийся, что она когда-нибудь и в самом деле его прикончит, выехал из Испании в Австралию, откуда не подавал уже никаких признаков жизни. Оставшись одна, Эжени вернулась в Париж: в надежде разыскать там своего неверного. Братья рассказали ей правду, они же помогли ей деньгами и советами изменить свое поведение. Не поладив с ними, она оставила их и стала жить одна, желая пить беспрепятственно, если появится такая нужда, что не замедлило произойти в действительности.

Последовавшая затем нищета, недостаточность питания и нездоровый образ жизни усилили ее болезненную предрасположенность: периоды трезвости становились все реже и короче, приступы, всегда предваряемые меланхолическими продромами, повторялись один за другим, она пила и отравлялась все более — в результате у нее развились симптомы алкогольного делирия. Под влиянием устрашающих галлюцинаций она пыталась броситься в канал Св. Мартина — вмешался случайный прохожий и ее задержали. После этой попытки она впервые поступила в нашу больницу и пробыла здесь несколько месяцев.

При выписке она была уверена, что выздоровела, но уже через несколько дней вновь фатальным образом испытала влечение к алкоголю. Однажды вечером братья ее, проходя мимо винной лавки, увидели собравшуюся толпу; подойдя, они узнали свою сестру в совершенно пьяной, валяющейся в грязи женщине. Один из них приблизился к ней и сунул в карман записку примерно такого содержания: «Если в тебе осталось что-нибудь человеческое, завтра же исчезни отсюда ради твоих близких». Едва прочитав это, Эжени направилась к Сене и кинулась в воду. Ее, наполовину задохнувшуюся, успели вытащить. На следующий день она нанесла себе бритвой глубокую рану предплечья: хотела вскрыть себе вены. В другой раз она с той же целью прибегла к жидкости для чистки медной посуды: выпила какое-то количество ее, но и эта попытка кончилась лишь гастритом со рвотами в течение трех месяцев — она и в это время не прекращала пить, хотя употребление спиртного вызывало теперь жгучие желудочные боли.

Она не раз задерживалась в публичных местах: за появление в откровенно непристойном виде. Ее отводили в участок, где она провела не одну, ночь — наутро сознание ее прояснялось и ее выпускали. Она неоднократно отправлялась бродяжничать: два или три дня шла куда глаза глядят, ничего при этом не ела, так как желудок отказывался принимать пищу, потом вновь запиралась у себя дома и пила все что попадалось под руку.

К меланхолическим состояниям присоединились теперь устрашающие галлюцинации: ее преследовали призраки, она слышала голос матери, которая, по наущению ее братьев, укоряла ее за безнравственное поведение. Однажды, во власти этих видений, она, выпив для храбрости абсенту, вооружилась ножом и направилась к одному из братьев — тому, кто написал ей памятную записку: чтоб отомстить и убить его. Ее задерживают и во второй раз помещают в больницу Св. Анны (15 ноября 1876 г.).

При поступлении она сообщает о своем стремлении убить мужа и братьев, рыдает, оплакивает свое состояние. «Я все прекрасно понимаю, твердит она, и все же безумней меня нет никого на свете». Общество людей внушает ей ужас.

Огражденная от излишеств, она быстро приходит в себя — хотя у нее по-прежнему периодически падает настроение и не проходят суицидальные мысли, которые, впрочем, не беспокоят ее теперь подолгу: большую часть времени она разумна, работяща и обещает никогда не пить более. Из нашей больницы ее переводят в лечебницу в Воклюзе, оттуда в конце 1878 г. выписывают — она проводит еще 3 недели в заведении для выздоравливающих в Гренеле. 15 декабря снова оказывается на воле.