Верно, в этом году хорошо его привечали. Дни стояли теплые, ясные. И маки цвели повсюду, облачая землю в красные одежды невесты. «Может, как раз сейчас платье такого же цвета примеряет Лирна, — думал, шагая по дороге мимо этой красоты. — А я своим появлением испорчу ей вторую свадьбу…» Сколько бы ни отмахивался от этих мыслей, они не давали покоя. Как не отпускала и затаенная, загнанная на самое дно души надежда, что звездоокая мне обрадуется, а ненависть в ее глазах лишь померещилась, почудилась. Беспощадный рассудок шептал, что наша встреча положит конец даже этим зыбким чаяниям, но я твердо намеревался исполнить задуманное. Правильно говорила Фаирэ: Одинокий или нет — я мужчина. А мужчина обязан заботиться о жене, пусть и бывшей. Даже вопреки ее желанию. Со времени нашего расставания миновало больше трех лун, теперь я мог приблизиться к Лирне, не опасаясь причинить вред. Хотя бы увидеть ее…
Но даже на это не приходилось рассчитывать — только уповать. Появилась тревога: а если звездоокая здесь больше не живет? Могла ведь и перебраться в другие места… И расспросить о ней было некого. Гонца на мышастом нуваре я не стал останавливать — вряд ли мимоезжий человек что-то знал. Конопатый пастушонок задал стрекача, бросив свое стадо без присмотра. Бабы у реки, к которой я спустился смыть с себя пот и дорожную пыль, разбежались с визгами, словно застигнутые за купанием, а не стиркой. Только у самой деревни седой мужичок, согнувшийся под тяжестью плетеного короба на плечах, меня окликнул, не рискуя, впрочем, подойти:
— Здравствуйте, господин Путник! Вы если к глазастой идете — ну это, значится… к госпоже Лирне — так в деревне не ищите, нету ее тама.
— Почему? — я сделал шаг в сторону старика, чтобы не перекрикиваться.
Тот попятился, сохраняя между нами расстояние, и пояснил:
— Так у Безрукой живет, давно уж. Вы сразу туда ступайте.
— Спасибо.
— Дык пожалуйста, господин, — с явным облегчением ответил крестьянин, — мы завсегда пособить радые…
Судя по всему, рад он был не столько помочь, сколько спасти от Одинокого родное селение. Но это не имело значения, совет оказался кстати.
Я уже поднимался на холм к домику с Рукой милосердия на двери, когда заметил хрупкую фигурку посреди пламенеющего карминными цветами луга. И сразу узнал, хотя лицо издали было не разглядеть. Звездоокая неспешно шла со стороны леса, о чем-то задумавшись.
— Лирна…
Она не могла услышать — слишком далеко, — но подняла голову, замерла. Увидела. И решительно направилась навстречу. Я бросился к ней, ломясь через высокие, почти по пояс, маки — боялся, что передумает, убежит, не захочет разговаривать. В волнении все загодя выдуманные слова вылетели из головы. Она была совсем рядом. Такая же прекрасная, как в мечтах и драгоценных воспоминаниях.
Но всего в шаге от любимой я остановился, словно наткнувшись на стену. Весь ее облик выражал едва сдерживаемый гнев: плотно сжатые кулачки, напряженные плечи, часто вздымающаяся грудь под тонкой тканью льняного платья, яркий румянец… И пылающие негодованием и обидой глаза.
— Лир… — звонкая пощечина прервала приветствие.
Я даже пошатнулся от неожиданности. Растерянно прикоснулся к горящей щеке. Лирна тряхнула головой, отбрасывая с лица выбившиеся из косы локоны, и зашагала прочь без оглядки. Я догнал ее, схватив за руку:
— Подожди, что слу… — и осекся, когда сомкнувшиеся на девичьем запястье пальцы ощутили холод металла под тканью рукава. — Что же ты, замужняя дама, у Лайяры живешь, к супругу не переехала? — хотел спросить насмешливо-безразлично, но получилось зло и желчно.
Лирна вздрогнула, как от удара и медленно повернулась ко мне, ожгла взглядом.
— А муж меня бросил, — холодно произнесла она, вскинув подбородок. — Сразу после венчания, у священного камня.
Не смея поверить в то, что могли значить эти слова, я распустил тесьму ее рукава, сдвинул его и уставился на орнамент брачного браслета. Это же…
Каким же болваном я был! Ведь правда бросил, унизил при всех, а она… Порывисто привлек к себе любимую, обнял. Она попробовала высвободиться, но я не пустил — сбивчиво шепча признания, крепко сжал в объятиях. Чтобы убедиться в реальности своего счастья, поверить, что это не сон. Лирна чуть отстранилась, упираясь ладонями в мою грудь, посмотрела в глаза и еле слышно спросила:
— Это правда?
— Клянусь жизнью и всеми богами, — хрипло ответил я, склонился к ее лицу, и наши губы встретились.
Звездоокая отвечала на поцелуй сначала неуверенно, но вскоре осмелела. Прильнула всем телом, таким горячим под тонким льном одежды. Я чувствовал кожей ее пульс, и мое сердце билось в такт. Коса Лирны расплелась, непокорные кудри с рыжеватыми прядками рассыпались по плечам. Маленькие ладошки гладили мои плечи, спину, проникли под рубаху, слегка щекоча шершавыми мозольками. Пряный запах ее волос будоражил, прикосновения обжигали, а темные глаза сияли, как звездное небо. И я потерял голову.
Окружающий мир исчез, растворился в радужном тумане. Были только мы. Жадно любили друг друга среди жестких маковых стеблей, под сенью цветов. А потом, в закатных сумерках, лежали, усталые и счастливые — она на мне, чтобы нежное тело не холодила остывающая земля, не царапали камешки и травинки.
