Клевые - [2]

— После ужина. Хорошо? — улыбнулась грустно, обнадежив и заодно извинившись за настороженную холодность.

— Странные у тебя подруги завелись. Не слишком ли их много? Что-то не припоминаю за тобой прежней тягу к дружбе с такими кралями. Их хоть сейчас на панель! Что общего с ними? Почему целой кучей толпятся здесь? Проходу от них нет нигде! Зачем их натащила?

— Хватит, Егор! О них ни слова! Вечером поговорим. Не про твою честь они здесь! Понял? И поменьше выступай! Так оно всем спокойнее будет, — одернула, осекла человека.

Егор обиделся, но промолчал. Будь он в другом состоянии, не позволил бы сестре такого тона. Но теперь сделал вид, что согласился с нею, закрыл дверь спальни наглухо, остался наедине с самим собой.

Егор долго лежал с открытыми глазами. Сон не скоро одолел его. Проснулся от скрипа двери и увидел в проеме мальчишку лет пяти-шести. Вихрастый, с озорными глазами, он разглядывал Егора, и жгучее любопытство взяло верх.

— Ты к нам насовсем или тоже в гости приехал? — спросил картавя.

— Я насовсем! А ты кто будешь? Входи, давай знакомиться! — предложил Егор, подозвав к себе конопатого мальчишку.

— Тебя как зовут? — спросил его тихо.

— Алешка!

— Чей же ты будешь?

— Мамкин!

— А кто твоя мамка?

— Тетка, как и все. А ты кто? — перебил пацан.

— Как зовут твою мамку?

— Тоня! — ответил мальчишка уверенно.

И Егор понял, что перед ним племянник. Но почему никто за все годы ни словом о нем не обмолвился? Выходит, сестра была замужем? Но и о муже не писала. Почему молчала? Может, он сын какой-нибудь подруги? Решил расспросить мальчишку подробнее.

— Ты где живешь?

— Во чудик! В своем доме! Тут!

— А где твой папка?

Пацан вздохнул тяжко, пожал плечами:

— Не знаю. Нет его у нас. Вот хочу завести себе отца, если мамка разрешит. Собаку она уже уговорилась. Купила мне щенка. Знаешь, какой сильный! Боксер! Порода такая! А вот где отца взять, пока не знаю! Может, ты им станешь? — глянул пытливо.

— Я тебе и так родной. По крови. Твой дядька. А потому отцом быть не смогу.

— А разве папка не родной по крови? — изумился мальчишка.

— Тут другое родство! А что мамка про отца говорит? — спросил Егор.

— Ругает его.

— Как звать папаню?

— Сволочь. Так его бабка зовет. А мамка — кобелем.

— Я про имя спрашиваю.

— Наверное, гад. Так его чаще всего вспоминают.

— А ты его знаешь

— Нет! Ни разу не видел, — сопнул Алешка. И только хотел спросить о чем-то, в комнату заглянула Тоня.

— Вот ты где? А ну живо в свою комнату! Кто разрешил сюда войти? — подскочила к Алешке.

— Тонь, ты что срываешься? Оставь его. Чего ж о нем не черкнула ни разу? — упрекнул сестру.

— Было б чем гордиться или чему радоваться! Чуть не сдохла от горя! Зачем тебе боли добавлять? И без того хватало. Молчала! Кто ж позором хвалится?

— Чей он? Кто отец его?

— Иди в свою комнату! — поторопила Тонька сына. И когда за ним закрылась дверь, напомнила: — После ужина поговорим. Хорошо? О том в двух словах не скажешь…

— Я его знаю? — спросил Егор хрипло.

— Теперь уж все прошло. Не стоит ворошить.

— Ты была замужем?

Тонька смутилась. Потом голову вскинула:

— Какая разница, если одна осталась? Я и сама его забыла давно. И тебе не стоит о нем спрашивать.

После ужина сестра, как и обещала, вскоре пришла к Егору. Села у окна, попросив не включать яркий свет. Зажгла тусклый ночник.

— Ну что? Поговорим? — предложила пересохшим горлом. И заговорила тихо, неуверенно, сгорбившись в кресле: — В тот день, когда нас с матерью вызвали на суд, мы не поверили, что беда стоит на пороге. Думали, ошибка случилась. И лишь в зале суда, когда увидели тебя за решеткой, поняли, что это не сон. Хотя верили, что тебя отпустят. Ведь мы ничего не знали и не верили ни одному слову свидетелей, судьи, обвинителя. Мы знали тебя другим. Даж& после процесса, когда огласили приговор, в услышанное не верилось. Мы писали жалобы. Но они оставались без ответа. Я тогда едва закончила школу. Раньше мечтала стать врачом. Но куда там! Устроилась на кондитерскую фабрику. Оклад мизерный. А тут мать слепнуть стала. Ночами ревела. Днем сдерживалась, как могла.

— Хватит меня лажать! Я во всем говно! Скажи, чей пацан? От кого родила? — повысил голос Егор, повернувшись лицом к сестре.

Та хотела обрубить, ответить грубостью, но вовремя приметила злые огни в глазах Егора и сникла.

— Полюбила, — ответила выдохнув.

— В перерыве между жалобами? Что заткнулась? Чей мальчонка?

— Он практику проходил на кондитерской. Студент. Сначала просто встречались. А потом забеременела. Врачи отказались делать первый аборт. А он уже уехал. За все годы ни одного письма. Я и адреса его не знала. И не искала его… Сам знаешь, силой не привяжешь.

— Дальше как жила?

— А что ты рычишь? Иль помогал нам выжить? Иль деньги посылал? А выжили сами, как смогли!

— Смогла, как погляжу, хреново! Что за бабье крутится в доме? Что им здесь надо? Почему не выкинешь их?

— Прошвырнешься! Понял? Не забывайся. И не тронь девок! Попробуй хоть одну шугани, пожалеешь! Я тебе не прощу!

— Ты меня не пугай! Я уж всего отбоялся! В доме этом — мы на равных. Будешь возникать, рога сверну! Целый дом потаскух! И еще слова не скажи! — возмутился Егор.