Клевые - [2]
— После ужина. Хорошо? — улыбнулась грустно, обнадежив и заодно извинившись за настороженную холодность.
— Странные у тебя подруги завелись. Не слишком ли их много? Что-то не припоминаю за тобой прежней тягу к дружбе с такими кралями. Их хоть сейчас на панель! Что общего с ними? Почему целой кучей толпятся здесь? Проходу от них нет нигде! Зачем их натащила?
— Хватит, Егор! О них ни слова! Вечером поговорим. Не про твою честь они здесь! Понял? И поменьше выступай! Так оно всем спокойнее будет, — одернула, осекла человека.
Егор обиделся, но промолчал. Будь он в другом состоянии, не позволил бы сестре такого тона. Но теперь сделал вид, что согласился с нею, закрыл дверь спальни наглухо, остался наедине с самим собой.
Егор долго лежал с открытыми глазами. Сон не скоро одолел его. Проснулся от скрипа двери и увидел в проеме мальчишку лет пяти-шести. Вихрастый, с озорными глазами, он разглядывал Егора, и жгучее любопытство взяло верх.
— Ты к нам насовсем или тоже в гости приехал? — спросил картавя.
— Я насовсем! А ты кто будешь? Входи, давай знакомиться! — предложил Егор, подозвав к себе конопатого мальчишку.
— Тебя как зовут? — спросил его тихо.
— Алешка!
— Чей же ты будешь?
— Мамкин!
— А кто твоя мамка?
— Тетка, как и все. А ты кто? — перебил пацан.
— Как зовут твою мамку?
— Тоня! — ответил мальчишка уверенно.
И Егор понял, что перед ним племянник. Но почему никто за все годы ни словом о нем не обмолвился? Выходит, сестра была замужем? Но и о муже не писала. Почему молчала? Может, он сын какой-нибудь подруги? Решил расспросить мальчишку подробнее.
— Ты где живешь?
— Во чудик! В своем доме! Тут!
— А где твой папка?
Пацан вздохнул тяжко, пожал плечами:
— Не знаю. Нет его у нас. Вот хочу завести себе отца, если мамка разрешит. Собаку она уже уговорилась. Купила мне щенка. Знаешь, какой сильный! Боксер! Порода такая! А вот где отца взять, пока не знаю! Может, ты им станешь? — глянул пытливо.
— Я тебе и так родной. По крови. Твой дядька. А потому отцом быть не смогу.
— А разве папка не родной по крови? — изумился мальчишка.
— Тут другое родство! А что мамка про отца говорит? — спросил Егор.
— Ругает его.
— Как звать папаню?
— Сволочь. Так его бабка зовет. А мамка — кобелем.
— Я про имя спрашиваю.
— Наверное, гад. Так его чаще всего вспоминают.
— А ты его знаешь
— Нет! Ни разу не видел, — сопнул Алешка. И только хотел спросить о чем-то, в комнату заглянула Тоня.
— Вот ты где? А ну живо в свою комнату! Кто разрешил сюда войти? — подскочила к Алешке.
— Тонь, ты что срываешься? Оставь его. Чего ж о нем не черкнула ни разу? — упрекнул сестру.
— Было б чем гордиться или чему радоваться! Чуть не сдохла от горя! Зачем тебе боли добавлять? И без того хватало. Молчала! Кто ж позором хвалится?
— Чей он? Кто отец его?
— Иди в свою комнату! — поторопила Тонька сына. И когда за ним закрылась дверь, напомнила: — После ужина поговорим. Хорошо? О том в двух словах не скажешь…
— Я его знаю? — спросил Егор хрипло.
— Теперь уж все прошло. Не стоит ворошить.
— Ты была замужем?
Тонька смутилась. Потом голову вскинула:
— Какая разница, если одна осталась? Я и сама его забыла давно. И тебе не стоит о нем спрашивать.
После ужина сестра, как и обещала, вскоре пришла к Егору. Села у окна, попросив не включать яркий свет. Зажгла тусклый ночник.
— Ну что? Поговорим? — предложила пересохшим горлом. И заговорила тихо, неуверенно, сгорбившись в кресле: — В тот день, когда нас с матерью вызвали на суд, мы не поверили, что беда стоит на пороге. Думали, ошибка случилась. И лишь в зале суда, когда увидели тебя за решеткой, поняли, что это не сон. Хотя верили, что тебя отпустят. Ведь мы ничего не знали и не верили ни одному слову свидетелей, судьи, обвинителя. Мы знали тебя другим. Даж& после процесса, когда огласили приговор, в услышанное не верилось. Мы писали жалобы. Но они оставались без ответа. Я тогда едва закончила школу. Раньше мечтала стать врачом. Но куда там! Устроилась на кондитерскую фабрику. Оклад мизерный. А тут мать слепнуть стала. Ночами ревела. Днем сдерживалась, как могла.
— Хватит меня лажать! Я во всем говно! Скажи, чей пацан? От кого родила? — повысил голос Егор, повернувшись лицом к сестре.
Та хотела обрубить, ответить грубостью, но вовремя приметила злые огни в глазах Егора и сникла.
— Полюбила, — ответила выдохнув.
— В перерыве между жалобами? Что заткнулась? Чей мальчонка?
— Он практику проходил на кондитерской. Студент. Сначала просто встречались. А потом забеременела. Врачи отказались делать первый аборт. А он уже уехал. За все годы ни одного письма. Я и адреса его не знала. И не искала его… Сам знаешь, силой не привяжешь.
— Дальше как жила?
— А что ты рычишь? Иль помогал нам выжить? Иль деньги посылал? А выжили сами, как смогли!
— Смогла, как погляжу, хреново! Что за бабье крутится в доме? Что им здесь надо? Почему не выкинешь их?
— Прошвырнешься! Понял? Не забывайся. И не тронь девок! Попробуй хоть одну шугани, пожалеешь! Я тебе не прощу!
— Ты меня не пугай! Я уж всего отбоялся! В доме этом — мы на равных. Будешь возникать, рога сверну! Целый дом потаскух! И еще слова не скажи! — возмутился Егор.
Это — страшный мир. Мир за колючей проволокой. Здесь происходит много такого, что трудно себе представить, — и много такого, что невозможно увидеть даже в кошмарном сне. Но — даже в мире за колючей проволокой, живущем по незыблемому блатному «закону», существуют свои представления о чести, благородстве и мужестве. Пусть — странные для нас. Пусть — непонятные нам. Но там — в зоне — по-другому просто не выжить…
Колыма НЕ ЛЮБИТ «случайных» зэков, угодивших за колючую проволоку по глупой ошибке. А еще больше в аду лагерей не любят тех, кто отказывается склониться перед всемогущей силой блатного «закона»…Но глупый наивный молодой парень, родившийся на далеком Кавказе, НЕ НАМЕРЕН «шестерить» даже перед легендарными «королями зоны» — «ворами в законе», о «подвигах» которых слагают легенды.Теперь он либо погибнет — либо САМ станет легендой…
В новом романе, предложенном читателям, рассказано о двух сахалинских зонах: женской, с общим режимом содержания, и мужской, с особым режимом. Как и за что отбывают в них наказания осужденные, их взаимоотношения между собой, охраной, администрацией зоны показаны без прикрас.Судьбы заключенных, попавших на зону за преступления, и тех, кто оказался в неволе по необоснованному обвинению, раскрыты полностью.Кто поможет? Найдутся ли те, кому не безразлична судьба ближнего? Они еще есть! И пока люди не разучились сострадать и помогать, живы на земле надежда и радость....Но не каждому стоит помогать, несмотря на молодость и кровное родство.
Низшие из низших. Падшие из падших.«Психи», заживо похороненные за колючей проволокой СПЕЦИАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ.Среди них есть и палачи, и жертвы… Есть преступники, умело «откосившие» от возмездия за содеянное, — и жалкие, несчастные люди, забытые всеми. Они обитают в АДУ. У них лишь одна цель — ВЫЖИТЬ.
Кто он, странный человек, замерзавший на заснеженной дороге и "из жалости" подобранный простой деревенской бабой?Кто он, "крутой мужик", похоже, успевший пройти все мыслимые и немыслимые круги лагерного ада - и стать "своим" в мире за колючей проволокой?Возможно, бандит, наконец-то решивший "завязать" с криминальным прошлым? Скорее всего - так. Но... с чего это взял старый, опытный вор, что блатные "братки" просто возьмут и отпустят на "мирное житье" бывшего дружка и подельника?..
…Бомжи. Отвратительные бродяги, пьяницы и ничтожества?Или — просто отчаянно несчастные люди, изгнанные из дома и семьи, вынужденные скитаться по свалкам и помойкам, нигде и ни в ком не находящие ни жалости, ни сострадания?На Руси не зря говорят — от тюрьмы да сумы не зарекайся.Кто из нас — благополучных, состоятельных — может быть уверен, что его минет чаша сия?Запомните — когда-то уверены были и они…
Привычный мир рухнул навсегда. От человеческой цивилизации остались жалкие крохи. Немногие уцелевшие пытаются выжить среди орд зомби, ежедневно подвергаясь страшной опасности. Повсюду хаос и ужас, беззаконье и лютый дарвинизм. Как же это прекрасно! Но обязательно найдутся те, кто помешают наслаждаться временами абсолютной свободы. А с теми, кто портит ему удовольствие, у Цента разговор короткий, будь то возрождающая цивилизацию колония, живые мертвецы или немыслимые чудовища, повылезавшие из самых глубин преисподней.
Александр Баширов родился в Казани, но Стамбул стал его новым домом. Теперь он немного блогер, немного журналист, немного торговец, немного переводчик, немного риелтор. Немного шпион. В Стамбуле все или шпионы, или заговорщики. Этот город — полная политических конфликтов бомба, в любой момент готовая рвануть. На этот раз в руки Александру попал секрет, угрожающий всему миру. И ключ к нему — Серые волки. Отряды турецких националистов, глубоко проникшие во все силовые ведомства Турции и пропагандирующие создание Великого Турана.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Знаете ли вы, уважаемый читатель, почему во время Великой отечественной войны 1941-45 годов, фашисты так и остановились на определённой линии и не смогли продвинуться дальше? А о том, что организация Ананербе искала на нашей территории обереги богини Тарэн и не смогла их найти? Этот роман не только о том, что и в настоящее время совершаются попытки найти обереги, влияющие на обороноспособность земли Русской, но и о том, как это делалось во времена гуннов и Великой отечественной войны. Героям романа приходится связываться со своими предками нестандартным способом, благодаря уникальным способностям отдельных личностей и коллективности нашего народа.
История не заканчивается. Иногда события и предметы словно вынуты из линейного потока и кажутся митчелловской «бесконечной матрешкой раскрашенных моментов». Романы Юрия Костина «Немец», «Русский», «Француз» — тот случай, когда прошлое продолжает напоминать о себе, управляя выбором и судьбой своих героев в реальном настоящем. Яблоневый сад в деревне Хизна осенью 1941-го, советская «Пирожковая» на Рождественке и Октоберфест в Мюнхене, карибский аэродром, шаманская река и альпийское озеро, бульвар Санта-Моника, штаб Кутузова в Тарутино и обсерватория НАСА на вершине Мауна-Кеа — вот только некоторые «пазлы» из хроник Антона Ушакова. Новый роман Юрия Костина «Француз» — о преодолении границ и конфликтов, даже самых болезненных: между людьми, которых еще вчера называли «союзниками» или, например, «братскими народами».