Клетка - [41]

Он сел в машину, запер фотоаппарат в перчаточный ящик и уехал.

Отужинали прекрасно. Кэслейк без труда вновь вошел в роль нотариуса, да и Фарли ему понравился. Простой, без затей парень, а после нескольких рюмок – еще и прекрасный рассказчик. Перед расставанием, когда Сара пошла в туалет, Фарли попросил: «Мне бы хотелось поговорить с глазу на глаз».

– Пожалуйста.

– Это касается только нас с Сарой, но вам, как поверенному в ее делах, я откроюсь. Убежав из монастыря, она пыталась утопиться. У нее было безумное и совершенно необоснованное убеждение, будто она беременна. А я спас ее. Как это случилось – не важно. Так вот она – и это вам тоже знать не помешает – хочет отблагодарить меня, подарив золотой пояс. Решила твердо. Но я не могу принять такую дорогую вещь. Может быть, вы при удобном случае… попытаетесь ее вразумить?

– Она мне уже обо всем рассказала. Увы, на сей счет я бессилен. Вы сослужили ей великую службу. У нее щедрая душа, а деньгами на жизнь ее обеспечит отец. Так что, – Кэслейк сухо улыбнулся, – вам придется или принять дар, или, если вы смириться не сможете, втихомолку исчезнуть до того, как Сара вам его преподнесет.

– Возможно, вы правы. Но меня не покидает черная мысль о том, что Сара начнет преследовать меня.

– Мир велик.

– Вот я и думаю, – усмехнулся Ричард, – велик он или тесен.

– Извините, я вам сочувствую, но ничем помочь не могу. Решайте сами. Позвольте заметить, я одобряю ваши намерения. И еще: по-моему, вы здорово помогли Саре, не оставляя ее одну столько времени.

Когда они уехали, Кэслейк поднялся к себе, позвонил сначала Беллмастеру, потом в Клетку, передал для Куинта подробный отчет о своих действиях и разговоре с Беллмастером, который, узнав, что никаких следов дневника не обнаружено, даже не попытался скрыть вздох облегчения.

Через два дня Фарли вновь отправился к Франсуа Норберу. Сара поехала бы тоже, когда бы не нотариус Кэслейк – он должен был встретиться с нею и окончательно все утрясти.

Ричард не спеша ехал вдоль побережья. «Приближается развязка», – размышлял он. По возвращении на виллу придется давать ответ Саре, и Ричард знал, что скажет. Пояс он не возьмет. С виллы придется бежать, а жаль. Пожив на новом месте всего несколько дней, он уже чувствовал себя там как дома, покидать его не хотелось. Но уезжать нужно, хотя – теперь он это ясно понимал – в открытую не удастся. Придется убраться тайком, пока Сары не будет дома, оставить ей прощальное письмо. Он лениво поразмыслил, не основаны ли его поступки на застарелой привычке не брать на себя лишнюю ответственность. Ему не хотелось ни связанных с большими деньгами новых забот, ни обязанности (а именно этого Сара и добивается) улучшить этими деньгами… что? Собственное положение? Будущее? Сара почти назойливо заботилась о других, все время интересовалась, хорошо ли живут те, с кем она знакома. И избавиться от ее опеки будет трудно. Она обладает всеми задатками наставницы, руководительницы – это, видимо, отголоски материнского характера, которые в женщине не столь красивой и простодушной быстро стали бы непереносимы. Ричарда не нужно наставлять, над ним не нужно верховодить. Ни раньше, ни сейчас. И таких, как он, в Португалии полно. Тех, кто живет подножным кормом. А что плохого? От них нет вреда никому.

Франсуа сидел под навесом, читал позавчерашний номер «Тайме», на столике ждал графин с белым вином и две рюмки. На лужайках работали поливальники, в брызгах играла радуга; две иволги резвились в лужице на траве.

Франсуа тепло поздоровался, разлил вино, сказал: «Элиза просила извиниться за нее. Она уехала в Фаро за покупками, поэтому жареных сардин нам сегодня не поесть. Я тоже извиняюсь – слишком долго возился с этим поясом. Пришлось написать другу кое о чем, справиться у него». Ювелир взял со стула красный сафьяновый футляр, открыл, но пояс не вынул.

– К какому же выводу ты пришел, Франсуа?

Тот пожал плечами: «К очень интересному. Но, боюсь, не столь приятному для твоей знакомой».

– Почему?

– Не торопись. Обо всем по порядку.

В эту минуту, сам не зная отчего, – разве что судя по поведению Франсуа, – Фарли понял: новости будут неутешительные. И пошел напролом, попросил: «Нет, давай с конца. Он поддельный, так? Поэтому и Элиза уехала».

Франсуа потрогал пальцем ямочку на подбородке и кивнул: «Да, поддельный. Впрочем, такое слово здесь неуместно. Это одна из лучших копий антиквариата, которые мне доводилось видеть. Сам по себе он стоит две-три тысячи фунтов. Жаль, не правда ли? Я имею в виду твою знакомую».

– Ее – да. К счастью, деньги у нее есть.

– Тогда другое дело. А ты, естественно, хочешь узнать о происхождении пояса.

– Естественно. – Фарли пригубил рюмку. У него вдруг словно гора с плеч свалилась. Даже будущее разочарование Сары не омрачало. Разговор с Сарой он переживет, а потом отправится восвояси. Возможно, он поступит себялюбиво. Но это лучше, чем улизнуть ночью, не приняв искреннего дара.

– Я написал в Париж другу. – продолжил тем временем Франсуа, – ведущему знатоку антикварных драгоценностей, консультанту крупнейших музеев Франции и Голландии, знаменитому ювелиру. Он знает гораздо, гораздо больше меня. – Франсуа умолк, с любопытством взглянул на Фарли. – Рассказать в подробностях или только в общих чертах? Судя по выражению на твоем лице, к долгой повести ты не готов.