Клер - [17]

— Я вас тогда очень любил, — продолжаю я, оправдывая свой порыв.

— Нет, вы меня не любили. Уж во всяком случае не задумывались над этим и не говорили мне. Помните, как весело мы простились. «Ничего не жалейте!» — крикнула я вам. Я хотела сказать: «Ни о чем не жалейте!» Теперь я знаю французский намного лучше.

Возможно, она права, но если я и не любил ее тогда, то теперь прекрасно понимаю, почему она мне нравилась.

— Я женился спустя насколько лет после вашего отъезда, а надо было мне жениться на вас.

— Нет, Жан!.. Я бы не согласилась. У меня очень покладистый характер… Я была бедна, была богата… жила в разных странах, приноравливалась ко всему… Но при этом всегда оставалась нетерпимой к врагам. Выйдя за вас, я получила бы в вас врага. — Она встает и произносит, с трудом переводя дыхание: — А теперь ступайте! Приходите завтра.

— Как, уже все?

— До завтра. Мы много говорили сегодня… Мне нужно все обдумать… И потом, я привыкла к одиночеству… Разговоры меня утомляют… Дайте мне побыть одной… — и в ответ на мой недоверчивый взгляд она добавляет: — К тому же у меня назначена встреча. Я хочу посмотреть Париж. Вечером я иду в Театр-Франсе.

Я чувствую, что последние и вроде бы наиболее убедительные доводы неискренни. Чистосердечным было как раз первое ее движение, которому я поначалу не поверил. Прощаюсь до завтра.

Выхожу на улицу и бреду наугад. Клер знает, что сегодня я не приеду, мне хочется остаться одному. Но как провести вечер? Я долго плетусь в толпе, потом усаживаюсь на террасе кафе. Поужинаю в ресторане. Я так и не обзавелся в этой жизни адресами увеселительных мест. Впрочем, в настоящее время мне некогда было бы ими и воспользоваться. Неожиданно для себя я обнаруживаю, что мой свободный, подчиненный лишь прихоти досуг, рассчитан до предела. В нем не осталось места неожиданности, и сегодня я по чистой случайности обрел независимость молодого человека. После ужина пойду в театр. Я пью хмельной напиток воспоминаний. За соседним столиком устраивается сомнительного вида тип в тонком шерстяном костюме. Мой завороженный взгляд он явно истолковывает неправильно. Некоторые полагают, что различия между пороком и добродетелью несущественны, и все — суть невинность. Что ж, я не имею предубеждений против порока как такового, но не люблю порочных людей. Они отталкивающи. Кабы не страх оказаться в дурной компании, я бы, наверное, низко пал. Вечером пойду в театр. В последний раз, когда я был в театре, игра актеров шокировала меня до такой степени, что я не высидел и трех минут. А ведь их можно понять. Как найти верный тон, если надо кричать на весь зал? Уходить не следовало. Останься я дольше, они бы меня убедили. Первое соприкосновение со всяким искусством вызывает шок.

* * *

Характер Лорны мне пока непонятен. По ее собственным уверениям, она любила меня, и те три месяца, что мы провели вместе, когда нам было по двадцать, наложили отпечаток на всю ее жизнь. Она осталась верна той любви, замуж не вышла, жила счастливо. Подобную преданность еще можно было бы объяснить экзальтированным воображением: сентиментальные женщины нередко живут в вымышленном ими самими мире. Лорна же, напротив, обладает умом проницательным, суховатым, жизнерадостным и здоровым. Она соединяет в себе шведку и англичанку, жила на Востоке и в Америке. Впрочем, эти подробности ничего не проясняют. По правде говоря, ни одна иностранка никогда не казалась мне до такой степени француженкой. Кроме того, ее отличают полное отсутствие ханжества и пристрастие к психологическому анализу, так что интересующую меня загадку она сама мне разъяснит с пугающей откровенностью.

— Разумеется, я вам все объясню. Во-первых, надо сказать, что у нас были дивные отношения. Мы жили в одном доме, мы были совершенно свободны, и, несмотря на вашу молчаливость, я вас отлично понимала и всегда умела выслушать. Прелесть наших отношений проистекала из редкостного взаимного доверия. Мы не называли это любовью и оттого чувствовали себя уверенней. Вы научили меня видеть Париж, парки, лес, искусство, мужчин. Душа моя открылась очарованию жизни. До определенной поры девушки в любой стране невинны. Что такое девичья невинность, я, пожалуй, не смогу вам объяснить. Скажу только, что благодаря вам мне открылось нечто головокружительное, что я с того времени и называю жизнью. Благодаря вам я узнала, как ликует сердце, научилась наслаждаться красотой, умом, оценивать, читать, наблюдать и, главное, чувствовать… Мы много гуляли вместе по Парижу, и с тех пор я полюбила города… В незнакомом городе я радуюсь каждому парку, как другу… Помните, как мы ходили в Люксембургский сад?.. Благодаря вам жизнь ослепила меня своим сиянием в том возрасте, когда я более всего была способна его воспринять; случилось это при обстоятельствах исключительных и в то же время обыденных, без малейшего налета романтизма… Я хотела сохранить то счастье, которое испытала в юности… Женщину без мужа и детей обычно жалеют… Люди очень дисциплинированны, свобода их пугает. Больше всего они ценят свое социальное положение, и счастье находят лишь в том, что полезно: семья, работа, собственность… Они утратили естественную способность наслаждаться жизнью в вечно юном мире. Не думайте, что я эгоистка. Я, как и все, стараюсь «приносить пользу». Я живу сейчас у бабушки… Веду хозяйство… В нашем доме полным-полно кузенов и племянников, которым я нужна, и я сумела им быть полезной именно потому, что свободна… Я могла бы рассказать вам обо всех своих благодеяниях… Но я не вижу в них заслуги… Участие, доброта, великодушие — весьма обыденные добродетели. Мы склонны к ним от природы. Это наш, так сказать, незатейливый шик… Даже жертвенность и самоограничение в большинстве случаев — самый удобный способ существования… самый спокойный… Что действительно трудно, важно и достойно похвалы, так это умение не загасить огонь души, способность наслаждаться жизнью во всех ее бесконечно прекрасных проявлениях.