Клеопатра. Последняя Из Птолемеев - [35]

Клеопатра, готовясь к встрече с Антонием в Тарсе, конечно, знала, что у Антония, несмотря на его страсть к женщинам, есть римлянка жена, не менее властная, чем эллинистические царицы. И все же она исходила из того, что Антоний, ради будущего Египта, должен признать ее как царицу, а следовательно, признать ее как женщину. Итак, прибыв из Александрии в Киликию, царица отправилась на корабле по реке Кидну в древний город Таре. Трудно предположить, чтобы рассказ Плутарха об этих событиях был полностью историческим и лишенным преувеличений, поскольку уже в его время эта история обросла легендами. Однако его рассказ – один из шедевров биографической литературы:

"Более всего она полагалась на свои женские чары… Она плыла по Кидну на корабле с золоченой кормой, с раздуваемыми ветром пурпурными парусами, а гребцы ее мерно опускали и поднимали серебряные весла под музыку флейт, свирелей и лютней. Сама Клеопатра возлежала под балдахином из золоченой ткани в одеянии Афродиты, такой, как мы видим ее на картинах, а по обе стороны от нее стояли мальчики с опахалами, одетые как Амуры. Вдоль обоих бортов корабля стояли не моряки, а служанки царицы, наряженные нереидами и грациями. От многочисленных курильниц на палубе корабля исходил удивительный запах благовоний, достигавший берегов реки. Огромные толпы людей шли по обоим берегам; одни сопровождали корабль от самого устья реки, другие спешили ему навстречу из города Тарса. Постепенно разошлась толпа народа, собравшаяся на рыночной площади, где Антоний, сидя на возвышении, ожидал царицу, и он остался в одиночестве. Пронесся слух, будто сама Афродита явилась на встречу с Дионисом, на счастье Азии.

Антоний пригласил Клеопатру поужинать вместе с ним, но она сочла, что более прилично будет, если он сам явится к ней, и он, чтобы показать свою любезность и добрую волю, принял ее приглашение. На корабле ему был оказан удивительно пышный прием, но более всего поразило Антония огромное количество светильников, горевших по всему кораблю, образовывавших местами разные фигуры, например, круги или квадраты, так что они являли собой самое удивительное и приятное зрелище, которое можно представить.

На следующий день Антоний решил сам проявить гостеприимство и устроить пир в честь царицы. Хотя он надеялся превзойти прием, устроенный ею, по великолепию и элегантности, однако его празднество далеко уступало тому, что состоялось накануне, в обоих отношениях, и Антоний первым посмеялся над своим неуклюжим и скудным гостеприимством. Клеопатра поняла, что Антонию свойственен простодушный и грубоватый юмор солдата, а не царедворца, и усвоила в беседах с ним соответствующий тон".

Это описание вдохновило Шекспира, который живописал путешествие царицы так:

Ее корабль престолом лучезарным

Блистал на водах Кидна.

Пламенела из кованого золота корона,

А пурпурные были паруса

Напоены таким благоуханьем,

Что ветер, млея от любви, к ним льнул.

В лад пенью флейт серебряные весла

Врезались в воду, что струилась вслед.

Царицу же изобразить нет слов.

Она, прекраснее собой Венеры,

Хотя и та прекраснее мечты,

Лежала под парчовым балдахином.

У ложа стоя, мальчики-красавцы,

Подобие смеющихся Амуров,

Движеньем мерным пестрых опахал… [1]

Плутарх был не единственным из древних авторов, чье внимание привлекла эта историческая встреча Антония и Клеопатры. Ее изобразил яркими красками также позднегреческий историк Сократ Родосский:

«Встретившись с Антонием в Киликии, Клеопатра устроила в его честь царский пир, когда напитки и кушанья подавались в искусно сделанных золотых и серебряных чашах и посуде, а стены, говорят, были украшены коврами, сотканными из золотых и серебряных нитей. Царица пригласила Антония и его избранных друзей, и он был поражен великолепием этого убранства. Клеопатра же, улыбаясь, спокойно сказала, что все, что он видит, он может получить в дар. На следующий день она снова заявила гостю, что он может принять в дар все, что пожелает. Каждому из его военачальников было подарено ложе, на котором он возлежал. Им были розданы даже покрывала и столики, на которые ставили блюда. Когда же гости расходились, то она распорядилась, чтобы слуги несли на паланкинах самых знатных из гостей, а для остальных выделить лошадей, украшенных серебряной сбруей. Перед всеми гостями рабы-эфиопы несли факелы. На четвертый день она выделила до одного таланта серебром на покупку роз, так что полы обеденных залов были устланы слоем из этих цветов толщиной в локоть» (см. Атеней).

Итак, покорив Антония благодаря своему личному обаянию и царственному величию, Клеопатра стала его любовницей.

Но все эти церемонии и пиры она затеяла не только ради его и своего удовольствия. Плутарх знал, что писал, когда сообщал: «Пронесся слух, будто сама Афродита явилась на встречу с Дионисом, на счастье Азии». Клеопатра прекрасно воспринимала чувства жителей Ближнего Востока и придала своей встрече с Антонием характер эмоционально насыщенного религиозного события. Антоний явился в Азию как Новый Дионис, бог, покоряющий и дарующий бессмертие. Клеопатра, в свою очередь, явилась в Таре как Афродита-Венера, окруженная свитой, – богиня любви, покровительница природы, Мать Вселенной. Встреча с Антонием, которую царица подготовила и провела с большим искусством, конечно, не была браком в земном смысле, но должна была стать земным отражением священного брака двух великих божеств, что было понятно и импонировало не только египтянам, но и жителям Востока вообще. Ведь Дионис отождествлялся с египетским Осирисом, а Афродита – с его сестрой и женой Исидой. Клеопатра считалась земным воплощением последней, а ее отождествление еще и с Афродитой было, в контексте того времени, понятным и правильным. В то время были распространены статуэтки двуединой богини Афродиты-Исиды, а предшественницу Клеопатры Арсиною II уже почитали и как Афродиту, и как Исиду. При Клеопатре этот ритуал сохранился.