Клеопатра - [53]

«Разве испугается смерти та, которой грозит смерть её славы?» — вопрошает Ирас в трагедии Этьена Жоделя «Пленённая Клеопатра» (1553 год). «Нет, ни за что! — отвечает ей Клеопатра. — Лучше умереть, чем дать Цезарю отпраздновать победу над нами!» Хор аплодирует ей, превознося её подвиг и объявляя, что она будет знаменита по всей земле, ибо предпочла смерть унижению и тем самым доказала, что обладает ещё более мужественным сердцем, чем мужчина, — «un соеur plus que d’homme». В «Трагедии Клеопатры» Сэмюэля Дэниела, впервые увидевшей свет в 1594 году, сама Честь увлекает за собой Клеопатру на дорогу смерти. В трагедии Роберта Гарнье о Марке Антонии они оба, и Клеопатра, и Антоний, с радостью ступают в объятья смерти. И этот подвиг, как возглашает хор, славнее, чем все победы Октавия.

О! Антоний с возлюбленной милой —

В смерти славный и в несчастий счастливый!

Их двойное самоубийство было не только спасением от врагов, но и искуплением. «Я должен, должен умереть!» — восклицает Антоний.

Я должен, должен умереть достойно,

В минуту тягостную прибегнув к смерти от своей руки.

...мгновения моих последних дней

Да уберут с души все призраки теней!

Таким образом, избрав смерть, Антоний защищает свою честь и проявляет мужество. То же относится и к Клеопатре, но самоубийство женщины почти всегда несёт дополнительную нагрузку: смерть Клеопатры доказывает её верность Антонию.

Образ женщины, чья любовь сильнее смерти, очень древний. Когда Сенеке было приказано покончить с собой, его жена желала последовать за ним. Плиний Младший рассказывает историю о женщине, которая, узнав о неизлечимой болезни мужа, привязала его к себе и вместе с ним утопилась в озере. Когда в I веке один из сенаторов императорского Рима был обвинён в заговорщической деятельности, его жена — Аррия — заявила, что умрёт вместе с ним. Её имя стало нарицательным для обозначения супружеской верности.

Язычники Рима ценили верных жён. Христианские апологеты добавили к этому уважению также почитание женского целомудрия, в котором практическая этика граничила с духовной практикой. Когда Тертуллиан высоко оценивает твёрдость и решимость Дидоны или Лукреции, его восхищает не только их мужество, но и то, что они предпочли смерть сексуальной неверности. В сочинении «О поощрении целомудрия» он пишет, что второй брак должен считаться не чем иным, как видом распутства. «Пусть будут нам примером те женщины-язычницы, что прославились непоколебимостью в единомужии: такова Дидона, которая искала убежище в чужой стране и должна была даже стремиться к супружеству с тамошним царём, но, чтобы избежать второго брака, предпочла броситься в костёр». Тертуллиану была известна не та версия истории Дидоны, что рассказывает Вергилий, а более древняя, где нет речи об Энее.

Высокая оценка женщин, которые предпочли смерть неверности умершему мужу, переходит и в творения ранних отцов церкви. Создаётся своего рода культ женщин-мучениц, убивавших себя ради сохранения целомудрия. Евсевий рассказывает историю Домнины, христианки из Антиохии, схваченной вместе с двумя дочерьми во время гонений на христиан при Диоклетиане. Боясь, что солдаты могут посягнуть на их целомудрие, они все втроём, взявшись за руки, бросились в реку и утонули. Пятнадцатилетняя святая Пелагея, когда в её дом ворвались грубые и похотливые воины, попросила разрешения переодеться в другое платье и удалилась к себе в комнату. Оттуда она выбралась на кровлю и бросилась вниз, разбившись насмерть. Даже Блаженный Августин не осуждает такого рода самоубийство. В конце концов, после столь убедительного доказательства их девственности или верности мужьям такие женщины заслуживают снисхождения. «И кто не тронется человеческой симпатией к ним и решится осудить их, а не предоставить им прощения?»

Казалось бы, примеры подобного рода имеют весьма слабое сходство с историей Клеопатры — царицы, покончившей с собой из-за крушения её политических амбиций, дважды бывшей замужем (при этом, возможно, умертвившей обоих мужей) и имевшей четырёх внебрачных детей. Однако, сколь ни нелепо это выглядит, история её жизни была помещена именно в сей неподходящий контекст и, что ещё более удивительно, стала образцом женской добродетели. Называя Клеопатру мученицей, Чосер отнюдь не предполагает, что она подвергалась религиозным преследованиям. Нет, как он понимает её историю, она отдала свою жизнь за некий абстрактный идеал — не за римское понятие о чести, а за вполне христианский идеал женского целомудрия. По форме «Легенда о достославных жёнах» в точности соответствует христианским житиям святых и мучеников, и покорные жёны и верные возлюбленные в его рассказах ничем не отличаются от безупречных святых мучениц, ибо целомудрие и верность жены идёт вторым номером сразу за изначальной девственностью. Итак, связь Клеопатры с Цезарем была забыта или игнорировалась, а её воображаемая похотливость полностью стёрлась из коллективной памяти. В том, что она последовала в могилу вслед за Антонием, виделась наиболее приличествующая женщине добродетель. Верность и сексуальная сдержанность — это единственные доказательства, которые для женщин, существ непостоянных по своей природе, могут считаться решающими.