Клеопатра - [21]

— А еще, папа, — продолжила девочка, глядя в лицо обескураженному царю, — ты знаешь, что я давно мечтаю заниматься с учеными Мусейона.

Еще до того, как царевна осознала значение этого заведения для всего ученого мира, ей нравилось сидеть во дворе вместе с Хармионой и наблюдать за преподавателями и учениками. Словно хищные вороны, люди в черных одеждах кружили друг возле друга, обсуждая тайны мироздания. Последним приобретением Мусейона стал некий Деметрий, тощий философ-грек, который до этого преподавал в самом Риме. Он был неоплатоником и попутно преподавал римское право и литературу. Именно такой человек помог бы Клеопатре исполнить ее мечту.

— Ну, почему бы и нет? — вздохнул царь. — Я все равно им плачу. Видят боги, казна тратит немало средств, чтобы эти ученые были сытыми и довольными жизнью. Видимо, роскошь и образованность всегда идут рука об руку.

— Если маленькая царевна собирается изучать философию у самого Деметрия, он мог бы заниматься и с твоей старшей дочерью, — предложила Теа.

Клеопатра стиснула руками плечи и, затаив дыхание, выслушала ответ сестры:

— Еще чего! Я видела его. Он похож на летучую мышь, которая шныряет над могилами.

Так и вышло, что начиная со следующего утра ровно в девять часов Деметрия приводили во дворец. Хотя Мусейон находился в том же квартале города, что библиотека и дворец, царской семье было небезопасно появляться на улицах, даже с телохранителями. Черный наряд философа болтался на нем как на палке, короткие и редкие волосы реяли вокруг лысой макушки. Несмотря на внешнюю тщедушность, Деметрий был человеком упрямым и настойчивым. У него хватало терпения читать и обсуждать диалоги Платона с десятилетней девочкой. Клеопатра сказала ему, что хотела бы изучать римскую историю. Но учитель заверил девочку, что юный разум сначала должен впитать великие творения, несущие греческие идеалы добродетели, красоты, истины и знания, а уж потом погружаться в пучины и порочные омуты латыни, зарожденной в «этой выгребной яме».

Хотя Клеопатре не терпелось изучать политические дисциплины, которые могут помочь отцу, ей приходилось довольствоваться Платоном. Ее очаровал диалог «Мено» и вопрос о постижении добродетели. Девочка не могла понять, отчего Хармиона и даже этот старый ученый ворон, казалось, обладали врожденной добродетелью. Они всегда поступали правильно, в то время как остальные, в том числе и сама Клеопатра, постоянно вынуждены бороться с собой, чтобы достичь греческого идеала. Но она хотя бы лучше Теа и Береники, которые и не думали вступать в войну со своими пороками.

— А ты можешь научить меня добродетели? — спросила Деметрия царевна, когда они стояли возле дворцового пруда, в котором благоухающие белые лотосы манили прекрасными лепестками.

— Как доказал Сократ, добродетель даруется свыше. Все знание — а добродетель есть вид знания — заложено в нас бессмертной душою. Этому нельзя научиться. Можно только вспомнить.

— Не понимаю.

— Сократ сказал, что если бы добродетели можно было обучиться, все образованные люди были бы добродетельными. А этого не происходит.

Обтянутые кожей скулы Деметрия дрогнули, тонкая щель рта раскрылась в улыбке. Из-за худобы ученого его улыбка казалась мучительным оскалом. Царевна радостно улыбнулась:

— А ты можешь помочь мне вспомнить добродетель?

— А твоя царственная и бессмертная душа действительно желает и требует этого?

— Да, Деметрий, желает. Я вспомню знание и обрету добродетель.

Девочка крепко зажмурилась, пытаясь вспомнить это самое потерянное знание, но все, что она услышала, был далекий стрекот ласточки.

— Пока я ничего не обретаю, — призналась она. — Но обязательно обрету.

— Полагаю, для этого потребуется время и уединенные размышления, царевна, — предупредил Деметрий. — Крылья мудрости не всегда быстры.

— На сегодня довольно, — сказала Клеопатра, подняв глаза к чистому, безоблачному небу. — Жаль, что я не могу покататься верхом…

— Царевна, иногда ты с головой погружаешься в учение, а иногда поразительно рассеянна, — укорил девочку наставник и упер руки в бока — он всегда так делал, когда был чем-то недоволен.

— Я люблю учиться, Деметрий, но меня мучит… странное чувство.

— Какое? — спросил ученый, смерив царевну насмешливым взглядом.

— Знание что-то пробуждает во мне, но я не знаю, как это назвать.

Это странное чувство давно терзало Клеопатру, и девочка не представляла, что с этим делать. Но в последнее время, когда новые мысли и идеи будоражили ее сознание, она не могла усидеть на одном месте, ее постоянно куда-то влекло, звало к действию. Царевна томилась то ли неясной тревогой, то ли непонятным волнением, и избавиться от этого ощущения помогали лишь физические упражнения.

— Мне хочется все бросить и бежать куда-то, что-то делать.

— Я никак не пойму тебя, — нахмурился философ. — Нельзя бежать от знания. Ты никогда ничему не научишься, если всякий раз, постигая что-то новое, ты будешь мчаться к конюшням.

— Помнишь, как мы вчера дочитали пьесу Софокла «Филоктет»?

— Да. Не прошло и двух минут, как ты выскочила из библиотеки и бросилась к отцу, умоляя позволить тебе прокатиться верхом. Нетерпение — это интеллектуальное самоубийство!