Клеопатра - [23]

Авлет подмахнул расписку и передал писцу, чтобы тот выдал деньги. Аммоний вышел следом за писцом, низко кланяясь царю и радуясь удачной сделке.

— Не знаю, кто быстрее опустошит казну, — проворчал царь, — римляне или мои шпионы в Риме.

Клеопатра вернулась в свою комнату, ее ждал обычный двухчасовый отдых. Считалось, что маленьким царевнам вредно бодрствовать в самое жаркое время суток. Клеопатра редко спала, чаще она просто сидела на постели и читала стихи или играла с собаками, обучая их разным забавным фокусам. Девочка не могла дождаться, когда ей наконец исполнится тринадцать лет и дневной сон заменят на получасовый отдых. Когда царевна пожаловалась Хармионе, что она не младенец и ей не нужно спать так долго, наставница посоветовала девочке, пока возможно, наслаждаться передышкой. Но спать днем Клеопатра все равно не могла. Она лежала на полу, обняв пятнистую борзую по кличке Минерва, и обводила пальцем продолговатые пятна на шкуре собаки.

Царевна знала, что имеет все данные для того, чтобы стать отличным шпионом. Она уже говорила на самых разных языках, включая египетский, который оставался загадкой для всех ее предков. Ее историям, как правдивым, так и выдуманным, верили даже самые закоренелые скептики. В седле она держится так же хорошо, как любой мужчина или ее сестра Береника. Ее не укачивает ни на корабле, ни в колеснице. Последнее, по словам Аммония, было очень важным качеством для шпиона. Царь не жаловал тех, кто подвержен приступам морской болезни. Более того, она обожает приключения. Правда, с нее никогда не спускают глаз, особенно Хармиона, которая без устали твердит об опасностях, поджидающих на улице. Царская семья вынуждена сидеть во дворце. Они боятся. Все, даже Береника, которая целыми днями возится с младшей царевной Арсиноей, обучая ее стрелять из детского лука.

У нее, Клеопатры, больше способностей, чем у них всех, вместе взятых. Какой толк от Береники или Теа в шпионаже? Или перед лицом восставших египтян? Теа разве что примется умолять их о пощаде. Береника будет сражаться и погибнет. И никакой пользы государству они не принесут. То ли дело Клеопатра! Она докажет отцу, что способна на большее, чем самовлюбленная мачеха или злобная сестра. И тогда Авлет поймет, что его дочь — единственная, кто достоин сидеть рядом с ним и править от его имени.

Одногодки Клеопатры, египетские девочки, которые выполняли мелкую работу во дворце, носили белые платья. Эти наряды им выдавали уже во дворце. Вчера царевне стало любопытно, как она смотрелась бы в такой одежде. Она насела на маленькую служанку Секки и долго описывала ей страшные пытки, которые ждут египтянку, если она тайком не принесет Клеопатре простое белое платье и цветастый шарф. Семья Секки служила при дворе с незапамятных времен, в течение многих поколений. Ее мать была старшей над дворцовыми прачками. А братья драили огромные медные котлы на кухне, одновременно обучаясь искусству разделывания мяса и дичи. Этим они будут заниматься, когда подрастут. Секки боялась, что ее застукают. Ведь мать постоянно повторяла, что на дворцовой службе нельзя допустить ни одной ошибки.

В двери трижды постучали условным стуком, и в комнату царевны юркнула Секки. Перед тем как войти, девочка осторожно оглянулась по сторонам.

— Я вознагражу тебя, — прошептала Клеопатра, когда египтянка протянула ей сверток с одеждой. — Я прослежу, чтобы тебя назначили ко мне в прислуги.

— А как же то, о чем ты говорила вчера? — насмешливо поинтересовалась девочка.

— А что я говорила вчера?

— Что меня будут мучить, а потом убьют.

— Я сказала, что тебя будут мучить и убьют, если ты не поможешь мне, — поправила ее Клеопатра, натягивая через голову платье из хлопка. — Но ты помогла мне, поэтому я вознагражу тебя продвижением по службе. Если я стану шпионом отца, ты станешь моим собственным шпионом. Понимаешь?

Секки неохотно кивнула.

— Ну, и как я выгляжу?

Царевна была уверена, что с такой золотистой кожей, умением прекрасно говорить на местном языке и с плетеной корзинкой в руках она похожа на обычную служанку. Секки достала из кармана несколько полотенец и заткнула их за пояс госпожи. Теперь Клеопатра действительно выглядела как девочка из дворцовой прислуги.

— Сойдешь за мою сестру, — храбро предложила Секки.

* * *

— В Риме только об этом и говорят.

Клеопатра опустила пузырек с гвоздичным маслом и бросила взгляд на соседний прилавок. Продавец книг, грек по происхождению, разворачивал какой-то свиток. Пробежав глазами текст, он презрительно глянул на человека, который предложил ему этот свиток. То был коренастый римлянин в белом облачении, заляпанном остатками завтрака.

— И ты называешь это поэзией? — снова возмутился грек и вполголоса зачитал: — «Пусть живет и здравствует со своими кобелями, по триста приемля разом, не любя, но лишь надрывая уды им то и дело…»

Он швырнул свиток торговцу, который обиженно прижал папирус к груди.

Катулл! Несомненно, это тот самый злосчастный римский поэт, произведения которого. Деметрий объявил неподобающими для маленьких девочек. Клеопатра рвалась хоть одним глазком взглянуть на его стихи, но наставник заявил, что Катулл — развратник и безбожник. И вот теперь, во время третьего выхода на базар, ей наконец повезло. Каждый четверг, когда дворцовая стража была занята тренировкой во дворе, девочка проскальзывала на кухню и убегала через заднюю дверь. Она дрожала, кланяясь стражнику у ворот и бормоча приветствие на египетском языке, но равнодушный солдат не обращал на малышку внимания и продолжал чистить ногти кинжалом. Наслаждаясь теплым солнцем и прохладным ветерком, девочка мчалась на рынок, в лабиринт прилавков и лотков, где можно было найти все на свете, в том числе такие штуки, о которых Клеопатра даже не подозревала, например чесалки для спины, мазь против вшей, зубочистки и средства для улучшения потенции. В надежде узнать что-либо важное царевна ходила хвостом за странствующими философами, знаменитыми возмутителями спокойствия. Философы размахивали руками, напыщенно излагая свои идеи стайкам молодых людей, которые толпились вокруг них. Девочка прислушивалась к неторопливым беседам мужчин, которые играли в шахматы и болтали о всякой всячине — сырости, пыли, мухах и налогах. И следила за торговцами, которые обсуждали политику и злободневные вопросы. Как она ни старалась, но пока ее добычей стали лишь слово «совокупляться» на эфиопском и наставления старого повара о том, как правильно срывать спелые дыни.