Клавдий. Нежданный император - [31]

При всем том предположение, будто Мессалина воспылала желанием стать «мадам Силий», хотя вполне могла наслаждаться внебрачной связью, крайне заманчиво. По меньшей мере, оно согласуется с гипотезой о любовном безумстве. Но в это трудно поверить. Эта женщина, хотя еще и очень молодая, обладала политическим умом и сильным инстинктом самосохранения, чтобы совершить такую большую глупость. Во всяком случае, прежний ход ее жизни не предвещал подобного зигзага. Титул за титул — она не сменила бы звание супруги императора на положение супруги Силия.

Второй вариант: это был шутовской брак, выходка «золотой молодежи», ведь в историографии имеется несколько подобных примеров. (Вспомним хотя бы о плясках Юлии Старшей у подножия статуи сатира Марсия.) Несколько признаков указывают на то, что это был фарс, главным образом усыновление детей Мессалины. В первое время Силий предлагал усыновить Британника, и только Британника, чтобы сделать его своим преемником на посту императора, когда сам займет место Клавдия. Естественно, усыновление могло произойти только после переворота, то есть после физического устранения Клавдия. И по одной простой причине: Британнику было шесть лет, он являлся alieni juris (лицом чужого права), то есть находился под властью своего отца, и лишь отец мог дать разрешение на его усыновление. То есть об усыновлении Британника при жизни Клавдия не могло быть и речи: тот непременно бы этому воспротивился. Зато после устранения отца мальчик перейдет под власть выбранного опекуна, который на это согласится. Тацит не уточняет таких подробностей, потому что это само собой разумеется. Кстати, он довольно тщательно подбирает слова, чтобы всё само собой разумелось: так, использует глагол adoptare, который в юриспруденции применяется именно к усыновлению «лиц чужого права», как маленький Британник[15].

До сих пор всё предельно ясно. Но стоит подобраться к церемонии, как история с усыновлением усложняется. Тациту, напомним, кажется «сказкой», что консул посмел соединиться с женой принцепса, «созвав свидетелей для подписания их брачного договора», словно чтобы узаконить признание детей. Проблема в том, что слова, выделенные нами курсивом, не так ясны, как кажется. Возникают два вопроса. Во-первых, «узаконить признание» — перевод глагола suscipere, который буквально означает «поднять»: на юридическом языке он означает жест, каким отец признаёт младенца своим, поднимая его, взяв на руки, но не усыновление уже подросшего ребенка. То есть речь уже не об усыновлении, а о признании. И не одного только Британника, а «детей», что есть второй вопрос. В целом складывается такое впечатление, что в день свадьбы Силий не усыновляет Британника, а признаёт себя биологическим отцом этого мальчика и его сестры Октавии. Однако это могло быть только шуткой.

Далее Тацит сообщает о еще более странных вещах:

«А между тем Мессалина, разнузданная более чем когда-либо, ссылаясь на осеннюю пору, устроила во дворце представление, изображавшее сбор винограда. Его выжимали в давильнях, в чаны струилось сусло, и женщины, облачившись в звериные шкуры, тут же плясали и прыгали как приносящие жертвы и исступленные вакханки; сама Мессалина с распущенными волосами, размахивая тирсом, и рядом с нею увитый плющом Силий, оба в котурнах, закидывали голову в такт распевавшему непристойные песни хору».

Эти точные детали напоминают то, что нам известно о вакханалиях. Тем более что описываемые увеселения происходили в «осеннюю пору», в период feriae vindemiales (праздник сбора винограда), который заканчивался жертвоприношением Либеру — старому божеству латинян, уподобляемому Вакху. Известно, что в первые три века новой эры в Римской империи получили большое развитие вакхические братства и, по словам специалистов, в период сбора винограда могли устраивать мистерии, длившиеся несколько дней. С этой точки зрения свадьба Мессалины и последовавший за ней праздник — одна и та же вакханалия, растянувшаяся на несколько дней и совмещенная со спектаклем о сборе винограда, какие устраивали во время vindemiales.

Добавим, что в мистериях часто говорилось об иерогамии, то есть браке чествуемого божества, — вот вам и объяснение свадьбы Мессалины и Силия. Вовсе не обязательно, чтобы молодая женщина устроила настоящую вакханалию. Мы больше склонны предположить, что остроумная компания лишь подражала этим религиозным обрядам, причем Силий выступал в роли Диониса (Вакха), а Мессалина — в роли Ариадны. Таким образом, то была комедия о свадьбе, разыгранная двумя любовниками, которые устроили пародию на обряд по случаю одновременного празднования вакханалий и сбора винограда. Нелишне даже задуматься о том, не дал ли Клавдий своего разрешения на это, прежде чем отправиться в Остию. В самом деле, Светоний рассказывает:

«И уже всякое вероятие превосходит то, что на свадьбе Мессалины с ее любовником Силием он сам был в числе свидетелей, подписавших брачный договор: его убедили, будто это нарочно разыграно, чтобы отвратить и перенести на другого угрозу опасности, возвещенную ему какими-то знаменьями».