Классы наций. Феминистская критика нациостроительства - [98]
Идеологические разногласия феминисток с организациями, поддерживающими консервативные инициативы и традиционные женские роли, очевидны и понятны. Проблема, однако, состоит в том, что собственные феминистские ресурсы и капиталы недостаточны для вмешательства во властное распределение и в некоторых исследованиях постсоветский женский активизм рассматривается как новое социальное движение, возникшее вследствие ресурсной мобилизации[555]. Знание, которым располагают эксперты, является, как полагал П. Бурдье, «вторичным» видом капитала и работает в качестве ресурса, обеспечивающего восходящую социальную мобильность, только при опоре на реальный капитал или материальную силу, которую феминистская когорта стремится задействовать. Такой силой могут быть международные правозащитные или феминистские сети. Социолог Александра Грицак в статье о проектах по противодействию домашнему насилию в Украине указывает, что для их реализации необходима поддержка спонсоров «высокого уровня», т. е. государственных организаций и международных фондов. В те периоды, отмечает она, когда у власти находились западно ориентированные реформаторы, украинские женские организации, включенные в проекты с международной поддержкой, могли воспользоваться тем, что проблема насилия находилась на дискурсивном пике и сыграть на стремлении правительства получить западную помощь. Государство шло на продвижение таких проектов, чтобы продемонстрировать западным спонсорам приверженность одобряемой ими политике[556]. С другой стороны, в рамках консервативных инициатив, неприемлемых для феминисток, также может происходить перераспределение ресурсов для решения некоторых социальных проблем, считающихся «женскими». Кроме того, такие программы дают возможность карьерного продвижения отдельным активисткам.
Противостояние, таким образом, сосредоточено на том, какая из сторон имеет право «говорить от имени женщин» (представлять их и определять стратегии) и какая форма поддержки приемлема для продвижения женских интересов, и в дискуссии был поставлен вопрос о самой возможности grassroots активизма и сущности демократического участия. Говоря об этом, участница обсуждения указала на непринятие феминистского акционизма «обычными женщинами»:
«И параллельный вопрос: не является ли этот факт возвращения концепта на уровне управляемой демократии сигналом о невозможности низовой демократии – той, которой когда-то занималось во времена перестройки большинство из старшего поколения гендерных исследовательниц в наших странах? Например, в… августовской дискуссии… содержится актуальная информация о том, как – на примере феминистского искусства как политических практик низовой демократии Глюкли и Цапли[557], членов группы “Что делать?” – такая феминистская низовая демократия отвергается “женщинами Дона”…»[558]
Это очень важное признание, учитывая, что неприятие многими женщинами феминистской риторики освобождения отмечается и другими критиками. Например, «позицию постсоветских левых консерваторов выразил “ведущий левый интеллектуал” Б. Кагарлицкий, написавший на своей странице в Фейсбуке, что деятельность и риторика феминисток не имеет отношения к реальным проблемам и нуждам 95 % российских женщин»[559]. Эта точка зрения существует и за пределами постсоветского региона: некоторые западные теоретики также утверждают, что феминистские теории в определенных обстоятельствах могут работать на руку конструированию неравенства. Укажу несколько таких работ, выбранных не только в связи с их известностью, но и потому, что они представляют собой убедительную и информированную критику феминистской теории, осуществляемую ее же приверженцами.
Чандра Моханти, автор классического текста «Под западным взглядом»[560], посвященного ориентализации и экзотизации женщин третьего мира при включении их опыта в западные феминистские теории, пятнадцатью годами позже опубликовала продолжение статьи
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.
Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.