Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы - [175]

18 февраля 1829 г. Улегов вступил в должность тагильского конторщика. 1 марта он и приказчик (бывший плотинный мастер и механик) Петр Степанович Макаров969 прибыли в Пермь, чтобы встретить там и сопроводить в Нижний Тагил тело Н. Н. Демидова. В губернской столице посланцам пришлось «приобождать, обдумав и приготовив все нужное для печальной церемонии при проезде чрез сей город», до 12–13 марта. «В Нижнетагильские <…> заводы 26 числа в полдень прибыли благополучно, и гроб вынят из кареты и ящика невредимо и поставлен в церкви прилично убранной трауром на катафалку»970. Скорбная эпопея завершилась упокоением Н. Н. Демидова в центре принадлежавшего ему заводского округа, который он при жизни посетил лишь однажды – в далеком 1806 г.971

Приступая к новым служебным обязанностям, Улегов изначально предвзято отнесся к коллегам по главной Нижнетагильской заводской конторе. «Гг. прикащики по наружности на первый раз обошлись со мною весьма ласково и дружелюбно, каково же у них на сердце – о том можно догадываться, – доносил он П. Н. Демидову уже 15 февраля 1829 г. (то есть едва прибыв на место и не приступив к делам). – Последствие покажет их расположение и то, приятен или нет им порядок по делам, восстановление коего лежит теперь на моей ответственности»972. «Заводские прикащики и директор покамест обходятся со мной не враждебно, а даже с видимою дружбою. Конторские дела не успел еще я хорошенько обозреть, но по некоторым частям оных начинаю вводить порядок, коему гг. прикащики, по-видимому, не противятся <…>, – развивал он ту же тему в донесении от 6 марта из Перми. – Что будет далее, в каком виде по принятии найду конторские дела, и каковы будут успехи по введении конторского порядка, буду иметь щастие доносить Вашему Высокоблагородию по возвращении в заводы Ваши»973.

Поступая по примеру своего прежнего покровителя Мосцепанова, Улегов дерзко шел на обострение отношений со служителями, характеризовал всех (за исключением Макарова) нелицеприятно: «Василий Густомесов только занимает место, почти ничего не делая. Шептаев974, по известной Вашему Высокоблагородию ограниченности понятий и самонадеянности, больше говорит и спорит, нежели делает»975 и т. п. «День Вашего сюда вожделеннейшего прибытия будет для меня днем неизъяснимой радости и сладостнейшего душевного удовольствия», – писал он976. Служители, разумеется, также были небезгрешны и небезответны: прежний конторщик Василий Григорьевич Густомесов тянул с передачей дел, приказчики распоряжались писцами и повытчиками через голову Улегова, а сам он вынужден был оставаться «в конторе только наместо картинки»977.

Между тем Демидов внезапно отказался от намерения посетить уральские заводы, а недруги Улегова послали заводчику ответную жалобу. «Известие, что Ваше Высокоблагородие изволили отправиться из Петербурга в Париж, произвело в сердце моем глубокую грусть, ибо не удостоюсь уже ныне видеть лично Благодетельной Особы Вашей, что для меня было самым лестным ожиданием», – сокрушался Улегов в донесении Демидову от 25 октября 1829 г. И далее: «Не имея никакого себе защитника, кроме Благодетельнейшей Особы Вашей, я не удивлюсь, что стрелы зависти поражают так метко мою неопытность. Если б я не был уверен в истинно-отеческом ко мне благорасположении и глубокой проницательности духа Вашего Высокоблагородия, всегда умеющих различить истину от натяжки, то бы, конечно, погрузился в бездну уныния и печальных ожиданий. Но, надеясь на алмазную твердость Вашего великодушия и Вашу любовь к справедливости, я не страшусь в рассуждении будущего и под мирною сению Вашего покровительства и защиты всегда надеюсь найти убежище, отраду и успокоение, зная, что скорее Сена обратит вверх свое течение, нежели ослабеют или изменятся искренняя моя преданность к Благодетельнейшей Особе Вашей и огненная ревность споспешествовать всегда и везде, где только можно, выгодам Вашего Высокоблагородия»978.

Вопреки этим пышным словесам, будущность их автора вновь представала в самом неопределенном и тревожном свете.

Но в феврале 1830 г. П. Н. Демидов дал указание прислать Улегова к нему для исполнения обязанностей секретаря979. Отправившись в Италию, в марте Улегов оказался в Москве, где в том же году были изданы несколько небольших его книг. Сначала вышли переводы с французского духовно-нравственных повестей швейцарского пастора Сезара Малана «Валежская крестьянка» и «Герман Дроворуб». Переводы были встречены одобрительным откликом анонимного рецензента «Московского телеграфа», отметившего, что тут «в виде сказаний выражены многие нравственные истины, основанные на евангельском учении. Честь и благодарность г-ну переводчику, исполнившему свое дело очень хорошо!»980 Эти похвалы, возможно, объясняются протекцией Нечаева, прежде нередко печатавшегося в «Московском телеграфе» и поддерживавшего тесные отношения с Н. А. Полевым. Позднее Улегов выпустил переводы еще двух повестей Малана: «Извощик Лабранш» и «Отличные и честные мальчики».

Книга Улегова «Подарок другу на новый год, или Пук из семи цветов на имянины, и Небольшой завтрак для голодного, состоящий из семи блюд с приправами» (М., 1830) содержала религиозно-этические размышления, изложенные в аллегорической форме, с ориентацией на французских моралистов Паскаля, Николя и особенно Фенелона (Улегов называет его «великим», «любезнейшим из христианских наставников и душой моей морали»). Рецензент писал в «Московском телеграфе», что тут, как и в повестях Малана, «изложены полезные истины, только уж слишком замысловато, так что в иных местах надобно угадывать мысль автора»