Классическая проза Дальнего Востока - [2]

Известно, что с распространением мировых религий в начале новой эры начинается новый период литературных связей. Вместе с христианством в страны Запада и Востока устремляется поток христианских легенд и специфических библейских образов. Так же и вместе с буддизмом на Дальний Восток и в Юго-Восточную Азию приходят сюжеты индийских легенд, сказок и притч. Сюжеты эти входят в каждую из возникающих национальных литератур, адаптируются, трансформируются и воспринимаются читателем как свои национальные (об этом несколько ниже). Буддизм оказал существенно влияние как на дальневосточную поэзию, принеся туда созерцательное мироощущение и своеобразную концепцию взаимоотношения человека и природы, так и на повествовательную прозу. Идеи кармы - воздаяния за добро и зло, совершенные живым существом в одном из его перерождений, - стали идейным и сюжетным стержнем ранних рассказов у народов Дальнего Востока. Буддийские идеи бренности всего мирского, представление о всяком ощущении как о страдании, иллюзорность самой жизни человека - все это сказывалось на особой организации сюжета. Жизнь героя со всеми поворотами его судьбы изображена в этих произведениях таким образом, чтобы убедить читателя в тщетности всех человеческих желаний и страстей. Так построены, например, многие китайские новеллы и в их числе "Волшебное изголовье" Шэнь Цзи-цзи. Идеей буддийской кармы проникнуто и величайшее произведение, созданное в средние века на Дальнем Востоке - роман Мурасаки Сикибу "Повесть о принце Гэндзи" начало XI в.), через шесть-семь столетий в XVI-XVII веках и в Китае, и в Корее появляются романы, построенные во многом на изображении частной жизни - именно как демонстрация идеи буддийской кармы. Таковы роман "Подстилка из плоти" китайского прозаика и драматурга XVII века Ли Юя или "Сон девяти в облаках" его корейского современника Ким Манджуна. Поскольку авторы, приверженцы буддийской концепции восприятия мира, стремились проиллюстрировать свои идеи максимально убедительно, то они изображали людские страсти нередко в откровенном и даже гипертрофированном и гротескном виде... Но вернемся теперь к китайской прозе VII-X веков. В это время в Китае продолжает развиваться наряду с повествовательной прозой и возникшая еще в древности проза бессюжетная. Это записи замечательных и достопамятных событий, жизнеописания знаменитых людей, восхваления и порицания, послания и плачи, жертвенные речи и доклады трону, послания об объявлении войны и указы самого государя. Словом, это была целая система жанров, отражавшая в своей сути сложную иерархическую систему феодального общества (отсюда особые обозначения для разных типов жизнеописаний, для форм соболезнования и плача в зависимости от возраста и ранга умершего - был он старше автора или, наоборот, младше и т. п. Некоторые ученые насчитывают более двухсот специальных жанровых обозначений, употреблявшихся в средневековой китайской бессюжетной прозе). Каждый из этих жанров имел свою поэтику. Во многих из них полагалось писать особой ритмизованной или даже рифмованной прозой. Вообще критерий художественности был осмыслен китайцами весьма рано. В VI веке был создан "Литературный изборник", включавший поэзию и особо почитавшуюся бессюжетную прозу. Составитель его, принц Сяо Тун, предуведомлял читателей, что он поместил в свое собрание произведения "глубоко продуманные по содержанию и стремящиеся к словесной утонченности". Сяо Тун распределил все произведения по жанрам и расставил жанры в определенном порядке: от жанров более художественных и менее связанных с деловой сферой (а следовательно, и менее функциональных) к жанрам деловым и обрядовым. Эта система жанров дополнялась в последующие века и окончательно сложилась к IX веку, но принципы ее остались неизменны. Она целиком была перенесена из Китая в соседние дальневосточные страны. И если мы обратимся к японской антологии XI века, составленной знаменитым Фудзивара Акихира и названной "Лучшие образцы изящной словесности нашей страны", то увидим там тот же принцип расположения произведений по жанрам и ту же иерархическую систему жанров, что и в "Изборнике" Сяо Туна. В XV веке в Корее появляется составленная Сон Хёном книга под названием "Восточный литературный изборник", и там, как и у Сяо Туна, на вершине высокой словесности стоит жанр описательных поэм-фу (по-корейски они называются "пу"), затем идут стихи, а затем королевские эдикты, писавшиеся строгим, но изящным слогом. И когда в XVIII веке во Вьетнаме составляется "Литературный изборник земель Виет", то и там жанры располагаются в той же последовательности, которую более тысячи лет до этого установил создатель китайской антологии.

Поскольку и японцы, и корейцы, и вьетнамцы восприняли жанры китайской высокой прозы, то естественно, что в этих странах возник интерес и к ее поэтике. В IX веке побывавший в Китае японский буддист и крупнейший деятель культуры Кукай составил знаменитое "Рассуждение о тайной палате литературного зерцала" и дал свою классификацию жанров высокой прозы, точно описав законы построения сочинений; при этом особое предпочтение он отдавал тем жанрам, где рифма была обязательным компонентом. То, что в развитие теории высокой прозы уже начали вносить свою лепту не китайцы, а представители других народов Дальнего Востока - явное доказательство того, что высокая проза стала уже своей и в соседних странах.