Класс: путеводитель по статусной системе Америки - [65]

Шрифт
Интервал

Впрочем, сказать просто «туалет» – недостаточно изысканно для среднего класса, здесь предпочтут «клозет» или эвфемистически элегантную «комнату отдыха». Одной из ценностей, которой средний класс очень дорожит, стал целый словарь эвфемизмов и терминов, маскирующих все простецкое и грубое, – так что, если услышите «Силы небесные!» или «Громы небесные!» (Holycow! Holy Moses!), или кто-то скажет, что провернул «колоссальную работу» a whale of a job), знайте: рядом человек из среднего класса. Трудно представить, что после многочисленных ограничений и скандалов в середине двадцатого века еще уцелели останки того класса, который восклицал «Фуй!» (Opshaw!) или «Вот досада!» (Botheration!), имея в виду не просто «О, черт!», а «Дерьмо собачье!» – но нет, вот он, американский генерал-майор Джеймс Дозиер, вернувшись наконец домой, после того как был похищен гнусными итальянскими террористами и провел несколько недель в плену и унижениях, выдыхает: «Чертовски здорово снова оказаться дома». Именно средний класс настаивает: «беременную» следует именовать «будущей мамой» (сказать «брюхатая» и «с пузом» при этом могут только пролетарии), и практически уже узаконено, что все остальные в это время занимаются любовью, а вовсе не тем, чем мы привыкли заниматься. Однако высшие классы стоят крепко, весь этот шквал их не затрагивает. Джилли Купер комментирует: «Я однажды услышала, как мой сын радостно делится со своими приятелями: моя мама говорит, куда страшнее сказать “извиняюсь”, чем “твою мать!”». Ну и, конечно, именно в среднем классе вставные зубы назовут «протезами», богатых будут называть «состоятельными», а умирая, здесь можно только «скончаться» (для сравнения: пролетарии обычно «отправляются на небеса»). Пьяниц называют «лицами, испытывающими проблемы с алкоголем», глупых – «медленно обучающимися», сумасшедшие – «страдают ментальным расстройством», наркотики превращаются в «наркотическое опьянение», калеки – в «людей с особенностями развития» (иногда, прикрывая эвфемизм эвфемизмом, – в «людей, испытывающих особые трудности»), трущобы – во «внутренний город», а кладбище – в «мемориальное кладбище» или (для тех, кто особенно чувствителен к рекламным призывам) в «мемориальный парк». Вы наверняка узнаете социолога, прочно укорененного в среднем классе, по его привычке называть пролетариев «вспомогательным классом» (the supporting classes). Обнаружив несколько лет назад, что слово «кислый» в словосочетании «кисло-сладкая свинина» несет нехорошие ассоциации для среднего класса, стандартный условно «китайский» ресторан адаптировался и предложил более надежный вариант: «сладковато-пикантная». Уверенные в себе высшие слои продолжают – и на том настаивают – говорить «кисло-сладкий», тем самым подчеркивая, что да, они заметили эту пошлую попытку эвфемизации и всячески не одобряют ее. Но средний класс, неизменно готовый при каждом удобном случае прибегнуть к эвфемизмам, особенно когда они исходят от тех, кто что-то продает, все-таки говорит «сладковато-пикантная» и прекрасно при этом себя чувствует.

Средний класс тянется к эвфемизмам не только потому, что хочет сгладить углы и избежать прямого столкновения с фактами. Они притягательны для него еще и постольку, поскольку поддерживают его социальную тягу к напыщенности. Это становится возможным потому, что большинство эвфемизмов позволяют говорящему увеличить количество слогов, и средний класс путает элементарные длинноты с весомостью и ценностью. Джонатан Свифт забавлялся, воображая произносимые вслух слоги в виде физических величин, наделенных «весом», плотностью, силой тяжести и прочими сугубо физическими свойствами. Современный средний класс ведет себя так, словно следует свифтовой идее, попутно, однако, полностью теряя присущую ей иронию. Так вместо «сейчас» они весомо произнесут «в настоящее время», а вместо «потом» – «впоследствии». Это как сборы представителей среднего класса для похода по магазинам. Хью Роусон в своем великолепном «Словаре эвфемизмов и прочих двусмысленностей»106 формулирует ключевой принцип:

Чем эвфемизм длиннее, тем лучше. Как правило, …эвфемизмы длиннее слов, которые они замещают. В них больше букв, больше слогов и, нередко, два и более слов заменяют одно исходное. Отчасти это происходит потому, что табуированные англосаксонские слова обычно очень короткие, а отчасти – потому, что для того, чтобы завуалировать идею, требуется больше слов, чем чтобы изложить ее прямо и честно.

Роусон идет далее и разрабатывает славный псевдо-социо-научный «Индекс туманности и выспренности»: отношение эвфемизма к заменяемой им фразе квантифицируется – более высокое значение указывает на наибольшее увеличение слогов, то есть на выдающуюся успешность эвфемизма. Арифметика Роусона для нас не так важна. Отметим лишь, что «проститутка» относится к «шлюхе» с коэффициентом 2,4, а к «потаскухе» – 1,4. Один из наивысших коэффициентов получило наименование «персональный ассистент секретаря (по особым направлениям деятельности)», сочиненное одним из членов кабинета министров для обозначения «повара». Этот эвфемизм получил коэффициент 17,8, что вполне можно считать рекордом.


Рекомендуем почитать
Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.


Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.