До избушки пасечника шли молча. На этот раз обошли пасеку стороной и вскоре очутились в глубоком овраге.
— Очеев овраг, — сказал Петька. — Пришли. Теперь можно и подкрепиться.
— Давай лучше сперва пещеру найдем, тогда и поедим, — предложил я. — Смотри-ка, по дну оврага ручей бежит, значит, где-то бьет ключ.
— Вот и хорошо, тогда нам и река не нужна, будем пить родниковую воду, — сказал Петька, развязывая рюкзак. — Пещеру мы, может, еще не скоро найдем, а я уже есть хочу.
— Ну ладно, я ведь тоже есть хочу.
Мы поели хлеба, запили его холодной водой.
— Хороша родниковая водичка! — похвалил Петька.
— Хороша! — Я зачерпнул вторую кружку. — Чистая, холодная — аж зубы ломит.
Чем дальше мы шли по дну оврага, тем темней становилось вокруг: росшие по склонам старые сосны и ели заслоняли небо.
Иногда наш путь преграждали густые заросли орешника, кусты смородины. То и дело приходилось продираться сквозь густой малинник.
Мы прошли не больше двух-трех километров, но выбились из сил.
Но вот один склон оврага стал более пологим. Зато другой склон сделался еще круче, образуя почти отвесную стену.
Я пригляделся и узнал место, куда мы в прошлом году ходили на экскурсию.
— Где-то тут должна быть пещера, — с уверенностью сказал я. — А вон и родничок в камнях пробивается…
Пещеру с первого взгляда и не заметишь: вход в нее прикрывают два больших валуна.
Петька опустился на колени, сунув голову в темное отверстие.
— Страшно, — прошептал он, — вдруг там какой-нибудь хищный зверь живет? Как выскочит!
— Надо проверить, — так же тихо ответил я. — Брось туда камень.
Петька бросил в пещеру камень, но в ответ не раздалось ни звука.
Осмелев, Петька полез было в пещеру, но тут же попятился.
— Темно, ничего не видно.
Он достал из рюкзака свечу и спички.
С зажженной свечой в руке Петька пролез вперед, я, опустившись на четвереньки, — за ним.
Потолок в пещере оказался высоким, и мы встали в полный рост.
Пещера была довольно большой. Стены и потолок из песчаника, на полу — мелкая галька и песок. У входа мы заметили окаменевший бугорок золы.
— Может, еще Кайсы Очей костер жег? — высказал я предположение.
Петька нагнулся со свечой, чтобы получше рассмотреть золу, и вдруг воскликнул:
— Витька! Смотри: следы!
— Чьи? Звериные?
— Нет. Похоже, человек в сапогах сюда заходил.
— Кайсы Очей?
— Вряд ли… Сколько лет прошло, не могли следы так долго сохраниться. Отпечаток четкий. Кто-то недавно был.
— Ну и пусть. Нам-то что? Теперь разбойников нет, бояться некого. Давай лучше к ночи готовиться: постель сделаем, дров побольше запасем.
На лесистом склоне оврага мы насобирали валежника, кучей сложили у входа в пещеру — на всю ночь топлива хватит.
Маленьким топориком нарубили зеленых еловых лап, настелили у стены пещеры толстым слоем — что твоя перина!
Когда стало смеркаться, у самого входа в пещеру разложили костер. Освещенная ярким огнем, пещера стала уютнее, и настроение у нас сразу поднялось.
Мы долго сидели у костра, кипятили чай, пекли картошку.
Таинственно и глухо шумел лес, вокруг стояла непроглядная тьма, а у костра было совсем не страшно. Мы не спеша поужинали, попили чаю, поговорили о всякой всячине.
Наконец, мы оба стали зевать.
— Спать будем по очереди, — сказал Петька. — Один спит, другой следит за костром.
Кинули жребий. Первому дежурить у костра выпало мне.
Петька, не мешкая, завалился на еловую постель, поднял воротник полушубка, натянул поглубже шапку — один нос торчит наружу.
— Смотри не засни, — строго предупредил он.
— А когда тебя будить? — спросил я. — Часов-то у нас нет.
Но Петька и тут нашелся:
— Сосчитай до десяти тысяч и буди. А потом я буду считать до десяти тысяч.
— Ладно, спи давай.
Не успел я сосчитать и до сотни, как Петька уже засопел. До тысячи я досчитал, как положено, а потом вспомнил о доме — и сбился со счета. Начал считать снова, и опять какая-то мысль перебила счет.
Тогда я бросил считать. Сижу, подкидываю сучки в огонь, толстой палкой подгребаю угли. Чувствую, голова делается тяжелой, веки слипаются.
«Наверное, уже досчитал бы до десяти тысяч», — решил я и принялся будить Петьку.
А он знай себе причмокивает губами, бормочет что-то сквозь сон и только ворочается с боку на бок. Насилу я его растолкал.
Сел, глаза трет:
— Чего тебе?
— Вставай, теперь моя очередь спать, а ты огонь стереги.
— Ладно, — промычал Петька сонным голосом и пересел к костру.
Я улегся на его место и тут же заснул.
Не знаю, долго или нет я спал. Проснулся от холода. Смотрю: костер погас, только несколько головешек дымится. У костра, уткнувшись головой в колени, спит Петька.
Я в сердцах сунул ему кулаком под бок. Он вздрогнул, открыл глаза:
— Ты чего дерешься?
— А ты чего спишь? Дежурный, называется! Костер-то упустил. Я окоченел совсем…
Но разве Петька когда признает себя виноватым? Он же еще на меня и накинулся:
— Говорил тебе: одевайся теплее. Не послушался! Я-то вот не мерзну!
Он накидал на горячие угли засохшей хвои и валежника, подул, изо всех сил раздувая щеки. Вскоре костер запылал с новой силой.
Петька подбросил в огонь толстых сучьев, сверху положил трухлявый пень.
— Теперь долго не прогорит, — сказал он. — Давай вместе ляжем, теплее будет.
