Клад вишнуита - [11]

Однажды он мастерил очаг в одной из уцелевших комнат и, делая углубление в земляном полу, неожиданно откопал старинную золотую монету — старинную даже для тех времен. Он принялся рыть глубже и вскоре обнаружил маленький горшочек с золотом.

Не найди Кришнаговинда этот клад, ему пришлось бы очень туго, а тут он зажил неплохо. Однако теперь у него появилась новая забота — он вспомнил, что, по слухам, в таких развалинах часто находили громадные сокровища. Кришнаговинда не сомневался, что и эти руины хранят свои тайны. С тех пор мысль о сокровищах неотступно преследовала его. Он прорыл множество ходов, обнаружил различные тайники, обследовал их самым тщательным образом, но ничего не нашел. Целый год провел он в безуспешных поисках и совсем было отчаялся, но все же время от времени продолжал спускаться под землю. Однажды, когда он возился в одном из тайников, что-то блеснуло у него под ногами. Кришнаговинда нагнулся и поднял желтый кружок. В руках его оказалась золотая монета. Очевидно, крысы, прорывая свои ходы, вместе с землей выбросили и ее.

Он не стал ничего предпринимать, а решил повременить до базарного дня. Когда этот день наступил, Кришнаговинда сказал своей возлюбленной:

— Мне сегодня что-то нездоровится. Сходи в деревню ты.

Вишнуитка немедленно отправилась на базар. Старик прекрасно понимал, что, вырвавшись на волю, его красавица не станет торопиться домой, и с легким сердцем принялся за работу. Он начал рыть в том углу, где увидел монету, и вскоре извлек из земли двадцать кувшинов, полных золота и драгоценностей.

Давным-давно в Северной Бенгалии царствовал могучий род Нилдоджей. Последний правитель этой династии Ниламбор Дев владел множеством дворцов в разных городах страны. Один из них находился здесь, неподалеку от Падмы. Раджа редко наведывался в него, приезжая всего лишь на неделю-две в год. Когда повелитель Гоура решил присоединить к себе Северную Бенгалию и направил против Ниламбора войско, тот рассудил, что в случае захвата его столицы неприятелем богатства, накопленные предками, достанутся врагам, и решил заблаговременно принять меры предосторожности. Перед самым сражением он тайком перевез сюда всю казну и собственноручно закопал ее, чтобы никто не знал, где она спрятана. Ниламбор проиграл сражение, попал в плен и был увезен в Гоур. Больше о нем ничего не слышали. Как окончились его дни, тоже осталось неизвестным. А сокровища продолжали лежать нетронутыми там, где он их зарыл. Они-то и достались Кришнаговинде — двадцать кувшинов, полных золотых монет, жемчуга, алмазов и прочих драгоценностей. Ему в руки попали несметные богатства.

Старик не хотел их трогать и снова припрятал, утаив свою находку даже от вишнуитки. Он отличался крайней скупостью и боялся потратить даже монету из найденного клада. Все свои расходы он покрывал за счет тех денег, что нашел в маленьком горшке, — тратил их экономно и расчетливо. И вот теперь этим богатством завладела Профулла. Она внимательно осмотрела кувшины и глубоко закопала их обратно в землю, чтобы снаружи ничего не было заметно. Усталая после целого дня забот и хлопот, она поднялась наверх, устроила себе ложе из соломы, легла и сразу заснула.

10

А теперь вернемся к Фулмони. Она быстро бежала за Дурлобхом, словно лань, спасающаяся от охотника. Мысль о разбойниках подгоняла их обоих. Однако Дурлобх удирал так стремительно, что его возлюбленная начала отставать.

— Подожди! — закричала Фулмони. — Не оставляй меня одну!

— Поторопись! — бросил ей Дурлобх. — Догоняй!

Он мчался во весь дух, продираясь сквозь колючий кустарник, перепрыгивая канавы и бугры, перемахивая через лужи и грязь. Конец его дхоти, заткнутый сзади за пояс, выбился и болтался сбоку; с одной ноги соскочила туфля, чадор порвался и развевался на плечах, как боевое знамя.

— Негодяй! — завопила Фулмони. — Заманил женщину и бросил разбойникам! Как тебе не стыдно!

Дурлобх решил, что те уже схватили ее, и, не тратя время на разговоры, припустил еще быстрее.

— Ах ты, подлец! Ах, мошенник! — осыпала его бранью подруга. — Помойная крыса! Мерзавец!

Но Дурлобха уже и след простыл.

Фулмони в отчаянии заплакала, кляня родителей своего любезного и обвиняя их во всех грехах. Вдруг она заметила, что за ней никто не гонится и вокруг нет ни души. Теперь ей предстояло выбраться из лесу, а так как сметливости ей вполне хватало, это не составило для нее труда. Она огляделась, еще раз убедилась, что поблизости никого нет, вышла из-за деревьев и отправилась домой.

В деревню она добралась уже среди бела дня. Ее сестры Олокмони дома не оказалось — она ушла совершать омовение. Фулмони закрыла дверь, легла в постель и, разбитая после тревожной и бессонной ночи, тотчас заснула.

Разбудил ее голос сестры, вернувшейся с реки.

— Ты только теперь пришла? — спросила сестра.

— Почему только теперь? — ответила Фулмони. — Я вообще никуда не ходила.

— Как не ходила? — удивилась Олокмони. — Ты же еще вчера ушла ночевать к брахманке. Значит, только теперь возвратилась.

— Ты, наверное, совсем ослепла! — притворно рассердилась Фулмони. — Не видела, что ли, как я утром, вернувшись домой, прошла мимо тебя? Тогда я и легла отдохнуть.