Клад адмирала - [64]

Единственная была зацепка: командир Пихтовского ЧОНа участвовал до революции в экспроприациях, причем одна из них в свое время была широко известна. Безусловно, то, в чем участвовал Тютрюмов, проходило под прикрытием экспроприации: о чистой уголовщине рассказывать своим бойцам он бы поостерегся. Мелких экспроприаций в начале века было много. Зимин, просматривая газеты, даже удивился, насколько много. А вот значительных, потрясших всю страну, — не очень. Московские, петербургские, кавказские, прибалтийские, гельсингфорская экспроприации быстро отпали. Было хорошо известно, как они проходили и кто в них участвовал. В Сибири, на Дальнем Востоке, когда по империи катились волны эксов, было спокойно. Оставался Урал. Зимин внимательно просмотрел первым делом все, что касалось бывшего лейб-гвардии унтер-офицера мотовилихинского экспроприатора Лбова. Самым громким делом лбовцев было ограбление почтовой кассы в середине 1907 года. Но это — на реке Каме, на пассажирском пароходе «Анна Степановна». Не то.

Оставались два экса, в которых мог участвовать Тютрюмов, — на станции Дема между Уфой и Самарой и на станции Миасс недалеко от Челябинска. Неделю потратил Зимин на изучение демской экспроприации, прежде чем убедился: обошлось там без Тютрюмова.

Последним шансом отыскать следы раннего Тютрюмова — боевика-бомбиста-маузериста — был Миасс.

И вот в день, когда Зимин получил письмо из Канады, он как раз и отправился в Центральный государственный архив Октябрьской революции смотреть материалы по миасскому ограблению.

Три толстые голубые папки — «Дело об ограблении почты на станции Миасс 26 августа 1909 года» — лежали перед Зиминым.

Сообщение-телеграмма, отправленная с городского Миасского телеграфа в столицу, открывала «Дело…».

Телеграф

С.-Петербург Петербургский департамент полиции

Почтамтская, 15

Петербург Миасса 509 199 265 Н

С 25 по 26 сего августа на станции Миасс в 10 часов 30 минут пополудни петербургского времени, в 12 часов 30 минут ночи местного времени было произведено вооруженное нападение на станцию, куда накануне вечером была привезена под усиленной охраной большая сумма денег с Миасского завода. Причем бомбой, брошенной в почтовое отделение, из сопровождавших почту стражников убито на месте три, тяжело ранено четыре и легко ранено семь. Ранены почтовый чиновник и почтальон. Из запертого сундука похищено, по заявлению начальника конторы, более восьмидесяти тысяч рублей: 4 письма с денежным вложением на 53 300 рублей, 5 ценных посылок, адресованных во Франкфурт-на-Майне, на сумму 27 450 рублей и одна ценная в Москву на 140 рублей. Станционная выручка также ограблена на сумму около шести тысяч рублей. В зале третьего класса убиты полицейский стражник Лушников, железнодорожный стражник Стариков, ранены дежурный по станции агент Афанасьев, телеграфист Абрамов, ночной сторож Султан-оглы, ямщик почты Шайбоков, пассажиры Султанов, Ахматщинов, Тервонтьева, стражник Миасского отряда Полинов. Станция вся обстреляна из револьверов и маузеров, телеграфные аппараты разбиты, провода порваны, сообщение прервано. Из нападавших никто не убит. Грабители в числе около тридцати человек, отцепив от поезда номер 94 паровоз и товарный с фруктами вагон, удалили паровозную бригаду, сами, бросив почтовые мешки на паровоз, отправились по направлению к ст. Златоуст. На пути останавливались в разъезде Тургояк и ст. Сыртостан, разбивали аппараты и рубили телеграфные провода. Не доезжая разъезда Хребет, грабители слезли, пустили пустой паровоз на огромной скорости в обратном направлении к станции Миасс. В разъезде Тургояк паровоз был вовремя замечен начальником разъезда агентом Шатохиным и пущен с главной линии, путем перевода стрелки, в тупик, где с полного хода свалился под откос и врезался в землю. Местность, где было произведено нападение, оцеплена войсками. Задержать никого не удалось. Соединенными силами Златоустовской и Троицкой полиции приняты меры к розыску.

Номер 1591 Подполковник Бородаевский (начальник Златоустовской полиции).

Кое-что.

Просмотрев еще несколько подшитых, пронумерованных листов с грифом «Совершенно секретно», наткнулся на донесение начальника Оренбургского губернского жандармского управления. Глаза выхватили важные строки:

Преступники были одеты одинаково: в черные рубахи, пиджаки. Лица измазаны черной краской. У всех бороды, очевидно наклеены. На головах черные чепчики, только у одного, по всей вероятности главного, чепчик красный…

Дополнительным подтверждением точности донесения шефа Оренбургской губернской жандармерии были и строки из показаний Миасского железнодорожного телеграфиста Абрамова:

Дежурили нас трое. Один, Серегин, спал на столе, и вот в 10.30 петербургского времени раздался гром взорвавшейся бомбы. Одновременно с этим в телеграф вошел человек в чепчике, лицо его намалевано черной и красной краской, в руке револьвер, в другой топорик, и бросил холостой снаряд, от которого вылетели стекла из рам, и скомандовал ложиться, на что двое из нас легли на пол. Я полез на четвереньках к выходу на платформу, но в двери меня встретили двое таких же в черном и с измазанными краской лицами и заставили вернуться.