Кийя: Супруга солнечного бога - [25]

«С одной стороны, это хорошо, — отвечал Тушратта дочери, — ибо его границы остались без присмотра и хетты, миновав нас, уже напали на одного из северных князьков, который тщетно взывал к вниманию фараона. С другой же стороны, это плохо, ибо золото, причитающееся нам, идет на все эти преобразования в государстве. Я понял, что с самим говорить бесполезно, но есть еще Тии. Говори с ней, убеждай, что золото нужно Митанни. Обещай, что Митанни примет удар хеттов на себя, если получит золото от Египта…»

Кийя постаралась сдружиться с вдовствующей царицей и исправно выполняла поручения отца. В Вассокан вновь последовал обоз с подарками, правда, гораздо более скудными, чем во времена старого Аменхотепа. Тем временем строительство новой столицы подходило к концу, и новоявленный фараон Эхнатон почтил своим присутствием Место Красоты. Не утруждая себя застольем с дамами, он сразу же прошел в покои Кийи. И застал ее врасплох — она молилась Иштар. Лицо фараона исказилось гневом.

— Значит, так ты верна Отцу нашему небесному?

Он уже развернулся, чтобы выйти вон, как Кийя метнулась к двери, загородив ее:

— Ты не можешь уйти, господин, несправедливо обвинив меня! Я не молилась, а поминала мою убитую наставницу. Сегодня день ее рождения. Она была жрицей Иштар, да! Но, кроме этого, она спасла мою жизнь. Если бы не Шубад, я бы с тобою сейчас не говорила.

— И для поминания женщины ты стояла на коленях перед гнусным идолом? — спросил Эхнатон, немного смягчившись, но все еще саркастически.

— Идол похож на нее лицом. Вавилонский мастер ваял его с натуры Шубад. Я будто разговаривала с моей верной подругой. Ведь я… так одинока. — Неожиданно для себя самой Кийя вдруг расплакалась.

Растерянный Эхнатон подошел к ней и неуверенно погладил по голове. Она рывком обняла его и прижалась всем телом, словно ища защиты.

— Ты не одинока, — пробормотал он, — у тебя есть я. И сын. Кроме того, вокруг тебя женщины. Даже родная сестра.

— Ах, им нет до меня никакого дела! А мы с сыном не видим тебя подолгу. Я сохну, мой господин! — Кийя беспомощно посмотрела на него снизу вверх и прильнула к груди. Осторожно касаясь губами тонкой ткани, она нашла маленькое острие мужского соска и мягко поцеловала. Потом еще раз и приникла надолго, с жадностью.

Эхнатон охнул, обхватил ладонями ее голову и прижал к себе покрепче.

— Ты не будешь одинока, я тебе обещаю. Я пришел… чтобы сказать тебе… что через десять дней мы выезжаем… Чтобы ты собиралась… О, не останавливайся…

Не размыкая объятий, они перешли в опочивальню и стали рывками стягивать друг с друга одежды.

— Подожди, господин, не спеши. — Кийя придержала его руки, с трудом переводя дыхание. — Я хочу насытиться тобой.

Она подвела его к кровати и мягким движением уложила на спину. Зашла со стороны головы и стала медленно поливать его голый торс теплым молоком, приготовленным для ребенка. Потом, как зверушка, медленно двигаясь вперед на четвереньках, стала методично слизывать то, что налила. Особенно она старалась над сосками, потому что прекрасно знала о том, насколько чувствительны они у фараона. Он вперился бессмысленным взглядом в маленькие груди, маячившие прямо над его лицом, и оцепенел. Постепенно она продвигалась все ниже и ниже, пока ее горячий, влажный рот не овладел налитым кровью мужским органом своего царственного супруга. Перейдя от легкой, дразнящей щекотки к напористым, агрессивным ласкам, она хищно выгнула спину и вцепилась ногтями в бедра Эхнатона. Теперь над его лицом оказался черный кудрявый треугольник, и он безотчетно потянулся к нему, но тот был слишком высоко. По мере того как ласки Кийи усиливались, треугольник спускался все ближе к лицу. Вот он уже увидел прямо перед собой сквозь черные завитки набухшую и готовую раскрыться плоть. Рванув вперед, он врезался в этот влекущий плод языком, обхватил зубами твердый красный комочек, и их стоны слились в один.

Эхнатон не в силах был оторваться от Кийи до следующего вечера. В Место Красоты то и дело являлись посыльные от визиря, казначея, военачальника, от царицы-матери, от Нефертити. Эхнатон несколько раз порывался уйти, но не мог. Митаннийская царевна словно околдовала фараона. Лишь когда в гарем явился сам великий визирь, он же отец Нефертити, Эйе, фараон вынужден был собраться.

— Дай мне очнуться, дай прийти в себя, — повторял он, держа Кийю за руку. — Отпусти меня.

— Мой господин, это ты меня держишь.

— Ах да. Тогда оттолкни меня.

— Я не могу.

— Я приказываю.

Кийя нехотя высвободила свою руку и попросила:

— Не исчезай надолго, любимый.

— Я не исчезну. Я возьму тебя с собой. Готовься, собирай свой двор и сына, скоро мы отбываем в Ахетатон.

Новая столица поразила Кийю своей абсолютной незащищенностью и неземной красотой. Это был не город-крепость, а город-сад. Причем сад, выросший в бесплодной пустыне за каких-то пару лет. Приглядевшись, можно было увидеть, что деревья привезены и посажены прямо в кадках, так же как и кусты, а клумбы — на плодородном дерне, взятом из болотистой Дельты. На южной окраине Ахетатона был выстроен роскошный дворец, Мару-Атон, где Кийе предстояло жить вместе с домочадцами.