Китайский массаж - [52]

Чтобы идентифицировать себя, Сяо Ма хотел вырваться из косяка рыб, но потом не осмелился. Если он покинет свою стаю, то придётся одному встретиться лицом к лицу с безбрежным океаном. Нет, боязно. Если оторвёшься от коллектива, то как останешься один-одинёшенек? Он не осмеливался. Уйти? Или не уходить? Сяо Ма бился, словно в агонии, в итоге эти жалкие трепыхания лишили его последней надежды, он еле-еле дышал, находился буквально на последнем издыхании. Сяо Ма ощутил, как его оставили силы, и тело его перевернулось и всплыло кверху белым брюхом. Судьба его отныне — трупиком плыть по воле волн и течений.

И тут появился дельфин. Его гладкое, глянцевое, чётко очерченное тело легко двигалось. Дельфин подплыл, при движении вперёд его туловище беспрерывно выгибалось, и при этом он кричал в сторону косяка рыб:

— Сяо Ма! Сяо Ма! Это я, сестрица!

Сяо Ма вздрогнул от испуга, а потом воспрянул духом и поплыл следом с громким криком:

— Сестрица! Это я, Сяо Ма!

Сестрица остановилась, с недоверием глядя на Сяо Ма круглыми глазами. Она не верила, что перед ней Сяо Ма. Если это Сяо Ма, то кто в океане? Не Сяо Ма? Сяо Ма забеспокоился. Он выгнул тело со словами:

— Сестрица, взгляни! У меня на шее огромный шрам!

Сестрица увидела его, она увидела! Сяо Ма не удалось добиться, чтобы его признали по лицу, и тут им позволил вновь воссоединиться зловещий шрам. От этого на душе могло стать горько, но они не опечалились, а разволновались, беспредельно разволновались. Хотели обняться, но у них не было ни рук, ни кистей. Всё, что оставалось, — плакать друг напротив друга. Огромные слёзы одна за другой катились из глаз, превращаясь в пузырьки воздуха. Эти пузырьки воздуха с бульканьем поднимались прямиком в недоступное небо.

— Я никогда в жизни так не плакала, — сказала сестрица. — Сяо Ма, ты такой негодник!

Вот так Сяо Ма сидел в комнате отдыха и грезил наяву, без отдыха, без остановки. В этих грёзах наяву сестрица мёртвой хваткой держалась за него. Когда она не двигалась, то была бабочкой, рыбкой, солнечным лучиком, ароматом, капелькой росы на лепестке, облаком над горной вершиной. А ещё чаще она могла быть змеёй, ползти вверх, обвиваясь вокруг ноги Сяо Ма, опутывая его до самой макушки. Сяо Ма молча вставал, а вокруг тела вилась кольцом змея. Он из ничего придумывал целые миры прямо в комнате отдыха.

Но сестрица не могла постоянно просто сидеть сиднем в комнате отдыха, она иногда и ходила. Стоило ей передвинуть ногу, сделать пусть даже крошечный шажок, Сяо Ма сразу же мог уловить его и удивительным образом расслышать все нюансы. У звука сестрицыных шагов имелась одна особенность — одной ногой она ступала громче, чем другой. И тогда она вдруг оборачивалась кобылицей, а когда сестрица принимала облик кобылицы, пространство комнаты отдыха волнующим образом менялось, превращаясь в огромное тучное пастбище. Это всё Сяо Ма приготовил для сестрицы.

Сяо Ма упорно представлял сестрицу гнедой лошадью. Он нечаянно подслушал, как клиенты говорили, что у сестрицы волосы окрашены в настоящую гнедую масть. Сейчас сестрицына грива и хвост были бурого цвета. Когда сестрица вскидывала копыта, её длинная грива колыхалась, словно волны на ветру, и длинный хвост тоже. Сяо Ма в восемь лет видел однажды настоящую лошадь, и ресницы лошади произвели на мальчика необыкновенно глубокое впечатление. Глаза лошади казались прозрачными из-за влажности, а со всех четырёх сторон влажного глаза ресницы образовывали овал неправильной формы. Очаровательно. Лошадь смотрела очень нежно, и в её глазах виднелось отражение далёких гор. Сестрица бросила на Сяо Ма взгляд своих овальных влажных глаз, протяжно заржала и, что было сил, бросилась вскачь. Сяо Ма последовал за ней, неотрывно двигаясь рядом. Так они и скакали бок о бок, да так быстро, что поднимался ветер. Порывы ветра били по зрачкам Сяо Ма, образуя абсолютно невидимые кривые и выскальзывая из уголков глаз. Так прохладно, так долго. Разумеется, сестрица тоже ощущала эти порывы ветра на своих зрачках, и её копыта двигались ещё самодовольнее, взлетая практически до небес.

Сестрица сказала:

— Сяо Ма, а ты и впрямь жеребец, не зря же тебе дали такое имя![31]

Ах, какие приятны слова! За, казалось бы, обычным высказыванием такая свобода. Сяо Ма дал волю своим копытам, и они с сестрицей вместе поскакали наверх, в гору. На вершине горы перед их взором предстало широкое золотистое пастбище. На самом деле это была впадина, кое-где изумрудно-зелёная, кое-где золотисто-жёлтая. Благодаря солнечному свету тени облаков ложились на траву, медленно подрагивая, из-за этого всё пастбище приходило в движение, причём движение это закручивалось по спирали вокруг гнедой лошади в самом центре — это была сестрица. Сестрица об этом и знать не знала, она встала на задние ноги, подняв передние копыта, протяжно заржала, а потом несколько раз фыркнула. Пока она фыркала, хвост взметнулся вверх, рассыпавшись в лучах заходящего солнца множеством шёлковых нитей, которые образовывали красно-коричневые линии. Эти линии светились, и от них исходил яркий свет, словно невообразимым образом горело пламя, не имеющее жара. Сяо Ма приблизил ноздри, и сестрица обдала его морду своим пламенем. Сяо Ма учуял пьянящий аромат пламени. Потом сестрица повернулась спиной к золотистому пастбищу и положила морду на холку Сяо Ма. Шея у сестрицы была особенной: кожа на подбородке тёплая и гладкая, непостижимо мягкая. Сяо Ма не двигался и осторожно переживал это потрясающее ощущение. В конце концов он отстранился и положил свою морду на холку сестрицы. Круп сестрицы был весь в поту, а мышцы время от времени подрагивали. Налетел порыв ветра, приплюснув их тела друг к другу, теперь у них на двоих была общая температура и общее дыхание. Но каждый смотрел на друг на друга своими глазами. Сестрица понятия не имела, что в её хрустальных зрачках отражается пастбище и голова Сяо Ма, только изогнутая, причём ровно настолько же, насколько изогнута была поверхность зрачка сестрицы.