Китайский массаж - [47]

— Как такое возможно?

Ша Фумин объяснил:

— Я изучал специальный язык для слепых.

Чтобы прояснить этот вопрос, а ещё для того, чтобы иметь возможность углубиться в тему, он переспросил имя девушки, точно так же нащупал кубик льда и сжал его в ладони. Лёд начал таять и подтекать. Ша Фумин принялся указательным пальцем усердно «выписывать» на столе имя девушки, Сян Тяньцзун. На самом деле это были капельки воды, превращавшиеся в маленькие точки разного размера:

Сян Тяньцзун внимательно смотрела на стол, на котором виднелись хаотичные, но при этом упорядоченные капельки. Это она. Это её имя. Сян Тяньцзун наклонила голову налево — посмотрела. Наклонила голову направо — посмотрела. Что за странный язык! Они всё время разговаривали, но на самом деле писал-то Ша Фумин на «иностранном» языке. Ощущение было странным, любопытным, забавным. Романтичная сцена — нарочно не придумаешь! Сян Тяньцзун обеими руками потрепала Ша Фумина за щёки и крикнула на весь бар:

— Ты реально крутой!

Ша Фумин интонации понимал так же хорошо, как слова. В этой интонации Сян Тяньцзун он почерпнул уверенность в полной мере. Тем более она всё ещё держала его лицо в руках. Ша Фумин выпрямил шею, кашлянул разок и хотел растянуть губы в улыбке, но побоялся, что Сян Тяньцзун, увидит и не стал улыбаться. Сделать это было трудно, но он сумел-таки, пустив в ход недюжинные способности к самоконтролю. Улыбка может сослужить и хорошую службу, и дурную — всё зависит от случая. Иногда из-за улыбки человек может утратить авторитет, а этого Ша Фумин допустить никак не мог. Он сохранил самообладание и снова заговорил, в этот раз слова звучали прямо-таки как научный доклад:

— Это очень молодой язык. Его изобрёл человек по имени Хуан Най. Ты, возможно, про него ничего не слышала, а вот его отца ты точно знаешь, поскольку это личность, известная в новейшей истории, демократ, один из главных руководителей Синьхайской революции — Хуан Син. Хуан Най был младшим сыном Хуан Сина и родился уже после его смерти. В молодости Хуан Най очень любил футбол, из-за этого получил травму и потерял правый глаз, а в тысяча девятьсот сорок девятом году в левом глазу началась отслойка сетчатки, и с тех пор Хуан Най ослеп на оба глаза.

Наш горячо любимый премьер Госсовета Чжоу Эньлай был очень обеспокоен болезнью Хуан Ная, и в тысяча девятьсот пятидесятом году отвёз его в СССР, ну, если быть точным, то в бывший СССР, но болезнь зашла к тому моменту слишком далеко, так что лечение не возымело эффекта. Благодаря мраку Хуан Най ещё лучше понял, в чём смысл света, он осознал, насколько многочисленным слепым необходима азбука, которая позволила бы изучать культуру и делиться своими мыслями. Однако в ту пору в Китае популярны были две азбуки для слепых, и обе они обладали гигантскими недостатками. Тогда Хуан Най принял решение изобрести новый шрифт для слепых.

После бесконечных опытов, провалов и корректировок Хуан Най в тысяча девятьсот пятьдесят втором году создал систему фонетического письма для слепых, взяв за основу пекинское произношение и путунхуа, а на следующий год, после утверждения министерством образования, эту азбуку стали использовать по всему Китаю.

После появления азбуки слепцы разом обрели глаза, многие стали преподавателями, писателями, музыкантами. В Чжэнчжоу одна слепая девушка по имени Ван Хун после долгих стараний в итоге даже стала ведущей радиопередач.

На самом деле всё это Ша Фумин рассказывал не просто так, а наизусть. Сколько раз он слышал этот рассказ, единственное, что он вставил от себя, была ремарка про «бывший СССР», а всё остальное выучил назубок. Но разве мог Ша Фумин ограничиться только цитированием чужих слов по памяти? Поэтому он добавил:

— На самом деле китайский шрифт для слепых — это помесь нашего фонетического письма, пиньиня, и латиницы. После «движения четвёртого мая»[28] многие учёные ратовали за латинизацию китайской письменности, жаль, что впоследствии замысел не воплотили, а вот если бы воплотили, то сэкономили бы минимум половину времени, которую мы тратим при изучении языка. Только азбука для слепых пошла по пути латинизации, так что на самом деле она отвечает требованиям науки.

Вот что больше всего хотел сказать Ша Фумин. Когда самое важное было сказано, Ша Фумин счёл нужным замолчать, чтобы предоставить слово собеседнице.

— Отчего ты такой умный? — прочувствованно спросила Сян Тяньцзун.

Ша Фумин ощутил восхищение девушки. Его тело словно воздушный шарик, надутый насосом, готово было воспарить от удовольствия. Шестнадцатилетний парень ответил:

— Я шёл своей дорогой, а другие пусть говорят, что хотят.

Вот, вроде, как и ответил. Подумал-подумал: нет, так не пойдёт, — и добавил ещё одну фразу, сказав её со всей серьёзностью:

— Пока другие пили кофе, я всё это время тратил на учёбу.

В баре на заднем фоне музыка закручивалась, словно по спирали, виток за витком, создавая ощущение близости, проникающее в самое сердце. И, повинуясь этому чувству, Сян Тяньцзун вдруг сделала кое-что из ряда вон выходящее. Она отпустила Ша Фумина, взяла его руки и прижала к лицу так, что ладони Ша Фумина практически закрывали всё лицо. Он не осмеливался пошевелить руками. Держался изо всех сил, лишь бы не шелохнуться. Зато пошевелилась Сян Тяньцзун. Она покрутила шеей в разные стороны, завершив за Ша Фумина эту волнующую ласку.