Китайский Берия Кан Шэн - [150]
«Гуанмин жибао» следующим образом резюмировала смысл «заплыва»: «Наш любимый вождь Председатель Мао вполне здоров. Это самое большое счастье китайского народа!» Закрытая газета для кадровых работников «Цанькао сяоси», опровергая всевозможные слухи, сообщила, что многие иностранные специалисты-медики, исследовавшие Мао Цзэдуна, считают, что организм вождя настолько хорош, что он может уверенно прожить, по меньшей мере, до 150 лет[426].
В третьей декаде июля (а точнее, 18 июля) 1966 г., после своего сенсационного заплыва по Янцзы Мао Цзэдун неожиданно для многих (он не оповестил об этом даже Лю Шаоци и Дэн Сяопина) вернулся в Пекин (Цзян Цин вернулась в столицу 20 июля). Отказавшись от встречи с главой страны в тот же день он пригласил к себе в резиденцию Чэнь Бода и Кан Шэна.
«Жэньминь жибао» 26 июля опубликовала передовую статью «Вперед за Председателем Мао сквозь штормы и волны!», намекая, что Мао Цзэдун берет руководство движением в свои руки. 24 июля 1966 г. по его инициативе созывается совместное заседание членов постоянного комитета Политбюро ЦК КПК и ГКР, на котором подвергаются резкой критике Лю Шаоци и Дэн Сяопин, заявляется, что они «совершили серьезную ошибку» в откомандировании «рабочих групп» и принимается под давлением Мао решение «немедленно распустить „рабочие группы“».
29 июля Пекинский горком партии созвал расширенное совещание с участием 10 тыс. человек, включая представителей от хунвэйбинов, в здании ВСНП, на котором было официально объявлено об отзыве «рабочих групп». Лю Шаоци, Дэн Сяопин, Чжоу Эньлай выступили с «самоанализами», беря на себя ответственность за «рабочие группы» (одновременно подчеркивая, что направление групп в учебные заведения от имени нового Пекинского горкома КПК осуществлялось в соответствии с мнением ЦК партии), и заявляя, что «старые революционеры столкнулись с новыми проблемами».
Вот как это совещание описывала дочь Дэн Сяопина: «В качестве представителя хунвэйбинов своего учебного заведения я тоже принимала участие в этом заседании. И сегодня я совершенно отчетливо помню, как смотрела на необъятную сцену президиума, а в зале, где собрались десять тысяч человек, стояла мертвая тишина. Мы, то есть те, кто принадлежал к „защищавшим рабочие группы“, слушали то, что говорилось, и по щекам у нас текли слезы, а в душе, в самой глубине, под воздействием того, что говорили люди из поколения наших отцов, понимая их состояние, мы терзались противоречиями и ощущали свою беспомощность. Я также ясно помню, что, когда заседание закончилось и было закрыто, ко всеобщему удивлению, на сцене, где размещался президиум, появился Мао Цзэдун. В своей неподражаемой, харизматической манере великого вождя он стал размахивать рукой, посылая привет всем присутствующим. И тогда все вокруг как бы вскипело и заклокотало, юные генералы культурной революции — хунвэйбины, будучи потрясены этим явлением, начали восторженно кричать, приветствуя его, по лицам полились слезы. Стремясь увидеть Мао Цзэдуна, задние, сметая все на своем пути, карабкались на столы и стулья, громко кричали, вкладывая в это свою душу: „Десять тысяч лет Председателю Мао!“ И если в начале заседания в зале царили крайняя зажатость и подавленность, то тут стразу же все изменилось и обратилось в океан приветствий и восторгов»[427].
Оказывается, Мао Цзэдун не намеревался участвовать в данном совещании. Он, по воспоминаниям его врача, отказался показываться на людях рядом с Лю Шаоци и Дэн Сяопином, поэтому он тихо прошел за сцену и уселся там, внимательно слушая, что происходит, скрытый от любопытных глаз. Мао ничего не говорил до тех пор, пока Лю Шаоци не занялся «самокритикой», в которой он не признал за собой ничего плохого, сказав только, что «старые революционеры столкнулись с новыми проблемами», что они не понимали, как осуществлять «культурную революцию». Услышав такое, Мао Цзэдун не выдержав, фыркнул: «Какие старые революционеры? Старые контрреволюционеры — это куда вернее!» За Лю Шаоци выступал Чжоу Эньлай. В это время Мао встал, собираясь вернуться в свою любимую комнату № 118 в здании ВСНП. Но неожиданно изменил свое решение, заявив, что он должен поддержать революционные массы. Когда Чжоу Эньлай закончил речь, занавес позади сцены раздвинулся, и на сцену ступил Председатель Мао. Толпа, узнав его, заревела. Мао с безразличным лицом помахивая рукой приветствующему его залу, медленно двигался взад и вперед по сцене. При этом вождь не взглянул на Лю Шаоци и Дэн Сяопина, будто их тут не было вовсе, и они, ошеломленные, стояли на сцене.
Во всех высших и средних учебных заведениях занятия были прекращены, там непрерывно, сутки напролет шли митинги и диспуты. Представители ГКР и в первую очередь Чэнь Бода, Цзян Цин, Кан Шэн, Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюань почти ежедневно, начиная с 20-х чисел июля, направлялись в учебные заведения Пекина и раздували «пожар культурной революции», подстрекая учащихся к бунту, к борьбе с «рабочими группами», к созданию своих собственных организаций. Так, Кан Шэн, Цзян Цин и Чэнь Бода 22, 23, 25, 26 июля четырежды посетили старейший Пекинский университет. Их демагогические, разнузданные, полные самодовольства выступления нагнетали обстановку на местах, возбуждали студентов до крайности. Митинги проходили при массовом стечении учащихся, иногда яблоку было негде упасть, выступления транслировались через усилители и громкоговорители, громоподобные лозунги и крики типа «дадао!» (долой) «хэйбан» (черную банду), «ша, ша» (смерть, смерть), сотрясали небо.
