Китайские миллионы - [23]

— Моту уехал, сэр, а я остался здесь, на случай, если вам понадобятся мои услуги.

Будимирскому неприятна была эта встреча, неприятно было и то, что Хако сразу узнал его, хотя бы и по компаньонке его, но он сдержался и спокойно буркнул:

— All right!

— Читали вы вчерашний вечерний «China Mаil»? — спросил он вдруг после долгой паузы японца, с его позволения усевшегося рядом за чашкою чаю.

— Читал, — спокойно улыбаясь, ответил японец. Будимирский с недоумением вытаращил на него глаза.

— Что же вы думаете?

Хако опять огляделся по сторонам: — Думаю что европейцы еще раз в дураках остались!

Будимирский постарался улыбнуться, но у него вышла гримаса. Он старался сохранить спокойствие, но сердце его жестоко билось.

— Я вас не понимаю… — пробормотал он, — объяснитесь…

— Объяснить я вам ничего не могу, потому что ничего не знаю, что там действительно произошло, но… я твердо уверен, как в том, что я здесь в Макао сижу пред вами, что Ситрева жива… О! Вы, значит, не знаете ее, если верите в такую выдумку… Чтобы она могла попасть в такую ловушку! Ха, ха, ха! — и он засмеялся мелким, скрипучим, злым хохотом.

Хако мог быть твердо уверенным в том, что Ситрева жива, потому что после полудня успел съездить в Гон-Конг и назад, и в кармане его лежала полученная через консула телеграмма, где шифром было ясно сказано:

«Ситрева приказывает немедля устранить препятствие»…

Препятствием этим была Иза, которая в стороне бледная, с страдающим видом, безучастно смотрела на собеседников, не понимая их разговора.

— Слава Богу, если это так! — опомнился наконец Будимирский, — я первый буду счастлив, если вы не ошибаетесь.

— О, это наверное так!

«Неужели он не ошибается, — думал авантюрист, — неужели план мой не увенчался успехом, и я, только утром воспевавший полную свободу, оказываюсь в полной неволе… Неужели нужно сызнова начинать, опять проливать кровь… Пока она и эти живы, — я пленник их… Нет, — этого не может быть. Зачем, однако, я волнуюсь дурацкой неизвестностью, когда в моих руках полная возможность сноситься с нею, — шифр и… консул японский в Гон-Конге, вспомнил он наконец. — Я завтра же буду все знать, а теперь надо показать этому желтокожему шпиону, что я верю ему и весел».

Будимирский потребовал бутылку клико и предложил Хако выпить за здоровье жрицы. После стакана крепкого хересу, выпитого с сахаром и лимоном через соломинку, после пережитого острого волнения Будимирский от шампанского слегка охмелел, и разыгрываемая им комедия казалась совсем естественной. — Хако верил его прекрасному расположению духа и был очень доволен, — тем легче ему будет привести в исполнение приказ жрицы: «устранить препятствие», — эту грустную красавицу, которую он ненавидел во имя долга.

Уже было темно, когда Будимирский, Иза и приглашенный им японец направились в китайскую часть города, чтобы осмотреть игорные дома. Хако как-то странно и криво улыбнулся, когда Будимирский пригласил его сопутствовать ему. Иза приказала рикши везти их в лучший игорный дом, но Будимирский был прав, заметив, что ему далеко до Казино европейского Макао, Монте-Карло… Там — дворец, здесь — сарай, там — строгий порядок и тишина, здесь — сутолока, грязь и адский шум. Публика прямо из небольшой передней проникала в одну из трех зал, посвященных играм в «Фань-дань», «Пак-кап-пиу» и «Ао-бой»…

Будимирский немало был удивлен, что игра в Макао здесь даже неизвестна, но вскоре убедился, что китайскими картами в эту игру и играть нельзя, ибо фигур на картах нет, хотя число очков доходит от одного до 12 в 32-х-картной колоде и до 13 в 36-ти-картной, употребляемой для «Ао-бой».

В первой зале, однако, «Фань-дань» очень понравился нашему авантюристу своей простотой. Громадный стол, покрытый зеленым сукном и окруженный толпой китайцев, европейцев, американцев и японцев, по диагоналям разделен был красными полосами на 4 части, обозначенные цифрами 1, 2, 3 и 4. На эти цифры игроки и кладут свои ставки. Кое-где красовались белые британские банкноты, но чаще виднелись соверены и американские золотые монеты в пять долларов, еще чаще же — серебряные доллары, ходовая монета по всему берегу Тихого океана. Посреди стола возвышалась куча мелких камешков, из которой два или три игрока, сделав ставку, взяли по горсти камешков, а четыре игрока прибавили к кучке по нескольку камешков. Горсть взял не глядя один крупье-китаец, горсть бросил туда другой крупье, так что определить точно количество камешков никто бы не мог.

Когда ставки были сделаны, крупье выкрикнул по-китайски нечто равносильное монте-карловскому «rien ne va plus» и стал считать кучку камешков, отсчитывая по четыре. В остатке оказалось три, и все ставившие на 3 — выиграли суммы равные ставке. Крупье быстро заработали лопатками, — Будимирский взял соверен, но проиграл два, поставив на 4, когда у крупье оказалось в остатке 1. Если число камешков делится на четыре без остатка — крупье делится общим выигрышем с игроками, ставившими на 4.

Иза безучастно относилась к игре, но ее помощь понадобилась, когда Будимирский прошел в другую залу познакомиться с «Пак-кап-пиу». Когда он подошел к столу, ему дали пачку бумажек, на которых были напечатаны первые восемьдесят букв из заключающихся в школьном учебнике китайской грамоты. В это время банкомет продавал по доллару карты, которыми можно покрыть любые 10 букв из напечатанных. Купил и Будимирский. После «rien ne va plus» банкомет из закрытого блюда достал наугад 20 дощечек, на которых, на каждой по одной, изображены были буквы из числа первых 80. Игроки быстро сосчитывали сколько из покрытых ими букв соответствовало буквам на дощечках. Менее шести букв тожественных — игрок проигрывает, при шести — выигрывает доллар, при семи — два, при восьми — десять, при девяти — сто и при десяти — 500 долларов… Само собою, что последние случаи бывают чрезвычайно редко.