Китайские мемуары. 1921—1927 - [51]
У Пэйфу опубликовал декларацию о том, что хочет мира, конституции и порядка в стране, а на самом деле связался с Чэнь Цзюнмином, чтобы нанести удар Сунь Ятсену. Агенты У Пэйфу вели агитацию на юге и уговаривали членов парламента, находившихся в Кантоне, возвратиться в Пекин.
В этой обстановке вспыхнула забастовка рабочих на соляных запрудах и скотобойнях Юга. Рабочие требовали повышения заработной платы. Соль — государственная монополия — один из источников доходов правительства, бойни снабжали город мясом. Сообщали, что хозяева пожертвовали крупные суммы «для нужд северной экспедиции», с тем чтобы полиция стала на их сторону и подавила забастовку. Гай Попин, начальник кантонской полиции, реакционер, взяточник, отвратительная личность, человек, который после переворота первым изменил Сунь Ятсену, начал расправу с рабочими. Руководителей забастовки арестовывали, избивали в полиции, рабочие союзы закрывались.
Результатом расправы явилась солидарность всех рабочих союзов с забастовщиками. Кантон находился под угрозой всеобщей забастовки. Стачечное движение потеряло чисто экономический характер и вылилось в политическую борьбу: рабочие требовали убрать Гай Попина.
Я говорил по этому поводу с Сунь Ятсеном, обращал его внимание на опасность борьбы правительства против рабочих, доказывал необходимость союза гоминьдана с рабочими массами. Сунь Ятсен молчал, а затем ответил мне, что ему ничего не известно об избиениях рабочих, что он выяснит это. Гай Попин не был смещен. Все это вновь ослабило поддержку народных масс правительства Сунь Ятсена, усилившуюся в связи с событиями в Макао. Действия Гай Попина были выгодны Чэнь Цзюнмину и У Пэйфу.
В это время из Советской России вернулся в Кантон Чжан Цюйбо— член парламента, который был на Съезде народов Дальнего Востока в Москве. Там мы с ним познакомились. Его немедленно принял Сунь Ятсен. Чжан Цюйбо был в восторге от Советской России. Он рассказывал мне, что ведет здесь кампанию за союз китайского народа с Советской Россией, пишет книгу о своей поездке в Москву. Его информация оказала большое влияние на Сунь Ятсена.
Во время очередной нашей встречи Сунь Ятсен высказывал глубокое сожаление, что Гуандун находится так далеко от границ Советской России. Мы говорили недолго, условившись встретиться в ближайшие дни. Больше мы уже не встречались.
В ночь с 15 на 16 июня 1922 г. я проснулся от орудийных выстрелов и ружейной перестрелки. Утром пытался выйти из дому, но меня предупредили, что в городе идут бои.
В ту ночь Чэнь Цзюнмин окружил своими войсками Кантон и подверг бомбардировке дворец, в котором жил Сунь Ятсен. Войска Чэнь Цзюнмина вступили в город, не встречая особенного сопротивления, ибо армия Сунь Ятсена находилась на северном фронте. Сунь Ятсену удалось бежать на оставшееся ему верным военное судно. Его жена и ближайший товарищ по работе Сун Цинлин переоделась амой (няней) и скрылась в Шамяне. Там же скрывалась жена Ляо Чжун-кая, старого друга и соратника Сунь Ятсена. Вскоре обе они уехали в Шанхай.
На следующий день часть города еще находилась в руках правительственных войск. На набережной шла перестрелка.
Я все же пробрался в Дуншань. Там, в квартире Стояновича царил переполох. Сунь Ятсен обстреливал со своего военного судна позиции противника, и вот уже шесть снарядов разорвались в Дуншане, вблизи дома, где мы сейчас находились. Стекла дрожали и звенели.
Мы говорили о Сунь Ятсене. Он допустил много ошибок, которые привели его к поражению. Мне часто приходилось спорить с ним о путях китайской революции, но это был спор с революционером, пережившим много поражений в своей борьбе, но никогда не падавшим духом, с человеком, который в полном смысле слова болел и страдал, глядя на свою родину, которую грабили китайские милитаристы и иностранные империалисты.
Он делал ошибки, они были порождены существовавшими тогда в Китае экономическими и общественными отношениями. Но Сунь Ятсен всегда оставался революционером не только по существу своей деятельности, но и по всему своему духу, по своим субъективным качествам.
Теперь, в часы, когда мы говорили о Сунь Ятсене, этот мужественный человек не поддался панике. Он оказывал упорное сопротивление мятежникам. Находясь на своем военном судне, Сунь Ятсен не покидал Кантона, продолжал бороться, бомбардировал войска Чэнь Цзюнмина.
Уже стало темно. Я решил пересечь весь Кантон и пойти из Дуншаня в Шамянь, где жил в те дни. Город казался мертвым. На улицах были устроены баррикады из поленьев, которые можно было перешагнуть. У баррикад стояли солдаты. На каждом перекрестке— патруль в полной боевой готовности. Пулеметы. Это были части Чэнь Цзюнмина. Откуда-то, как видно со стороны набережной, доносилась ружейная перестрелка.
Иду, и пока благополучно. На непонятные окрики патрулей отвечаю «Шамина» >!, предоставляя солдатам понять, что я иностранец, возможно даже англичанин.
Наконец в этой тьме кромешной добрался до широкой улицы, ведущей на набережную. Здесь уже хорошо слышалась перестрелка. Злобный окрик с военной заставы. Ничего, конечно, не понимаю, но знаю: спрашивают, кто идет. Кричу снова: «Шамина» — не помогает, слышу щелчок затвора винтовки. Еще раз кричу: «Шамина», толку мало. Из окна дома, у которого я стоял, высунулась голова какого-то обывателя. Он посмотрел на меня и что-то крикнул. Тогда я увидел, что один из солдат куда-то побежал. Через минуту ко мне подошел чэньцзюнминовский офицер. В темноте быстро наступающей тропической ночи я едва разглядел его лицо, но хорошо заметил белые перчатки. Убедившись, что я иностранец, он отдал мне честь, улыбнулся, извинился (не знаю, за что) и на ломаном английском языке спросил меня, куда я иду. Я сказал ему о своем направлении. Он тотчас же приказал какому-то унтер-офицеру провести меня в Шамянь. Унтер через узенькие китайские улочки благополучно довел меня до мостика, ведущего на остров. Он не знал, что спустя несколько дней на улицах будут развешаны объявления Чэнь Цзюнмина, обещавшие награду — 20 тыс. юаней— за мою голову.
На материале биографий Уинстона Черчилля и Джорджа Оруэлла автор показывает, что два этих непохожих друг на друга человека больше других своих современников повлияли на идеологическое устройство послевоенного западного общества. Их оружием было слово, а их книги и выступления и сегодня оказывают огромное влияние на миллионы людей. Сосредоточившись на самом плодотворном отрезке их жизней – 1930х–1940-х годах, Томас Рикс не только рисует точные психологические портреты своих героев, но и воссоздает картину жизни Британской империи того периода во всем ее блеске и нищете – с колониальными устремлениями и классовыми противоречиями, фатальной политикой умиротворения и увлечением фашизмом со стороны правящей элиты.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.