Китайские мемуары. 1921—1927 - [33]

А вот и другая картина. На единственной широкой улице городка большая демонстрация. Барабаны, литавры, знамена. Митинг, пламенная речь. Это демонстрация бастующих печатников. Требуют повышения заработной платы. Три дня продолжалась забастовка. Ии одна газета не выходила. Бастующие ни на какие уступки не шли. Рабочие победили. Все требования были удовлетворены полностью. Характерно, что среди бастующих было немало членов гоминьдана, которые выступали против своих хозяев, тоже гоминь-дановцев.

Беседую с лидером местного профессионального движения. Он председатель союза моряков, наиболее крупной рабочей организации в Сватоу. Одет в европейское платье: блестящий воротничок, галстук. Отвечая на мой вопрос: что делается для улучшения положения рабочих, он сообщил, что союз моряков организовал для этой цели свой банк, акционерами которого являются члены союза. Ежегодно акционеры получают доход в виде дивидендов и, кроме того, имеют право на получение ссуды. Это, по его словам, дало ему самому возможность открыть лавку и доходами от торговли улучшить свое материальное положение. Этот лидер союза моряков был членом гоминьдана.

Спустя некоторое время я зашел в одну лавчонку купить сигарет. За прилавком стоял мой собеседник. Банк и в самом деле помог ему открыть свой магазинчик. Такие «моряки» в рабочих союзах на юге Китая, где было мало современных фабрик и заводов и где преобладало ремесло, встречались очень часто.

Как-то мы пошли в театр. В Сватоу он куда самобытнее, чем в Шанхае, где чувствовалось уже иностранное влияние. Мы шли втроем по набережной. Сноп электрического света, вход в какой-то сад, вереница ожидающих рикш. В саду — ресторанчики и бамбуковые клетки. В клетках — змеи или морские львы; осмотрели зверинец, а потом прошли к театру. Театр сбит или связан из бамбука и похож на огромный сарай. Шла историческая пьеса. Ее разыгрывали с ежедневным продолжением уже две недели, и она должна была окончиться только через месяц.

Вначале я ничего не понимал, не понимали и мои друзья. Они северяне и не знали южного диалекта. Я впервые был в китайском театре с его традиционными условностями. Сцена — на помосте. На сцене никаких декораций. Кто-то в зависимости от хода действия выходит с длинным свитком, на котором написано: действие происходит в лесу, или в гостинице, или в чайном домике. Точно так же, как в английском театре во времена Шекспира.

Актеры в старинных китайских костюмах, в масках или же с настолько разрисованными лицами, что не отличишь грима от маски. Постепенно я стал понимать сюжет, благодаря необыкновенной мимике китайских актеров, изумительной выразительности каждого их движения. Я с восторгом смотрел, как китайский воин садится на лошадь и мчится на ней. Лошадь имитирует самая обыкновенная бамбуковая палка. Между тем эффект поразительный: полная иллюзия мчащегося всадника.

Непривычно для нашего театра вела себя публика. Во время представления громко разговаривали, смеялись, входили в зал и выходили, пили чай. Было жарко и душно. Но вот заходят два парня: один с ведром горячей воды, другой с двумя полотенцами. Один становится с ведром и полотенцем у сцены, другой — в проходе между сидящими зрителями. Первый окунает полотенце в горячую воду, выжимает его и кидает другому парню. Последний подает полотенце зрителю, тот вытирает пот, отдает полотенце парию, который снова бросает его тому, что с ведром. Затем летит другое полотенце, вытирается другой зритель, и так дальше и дальше. Вот обработан один ряд, другой, вот уже парень, подающий полотенце, стоит в задних рядах. Летят через весь театр горячие полотенца, парень то и дело поднимает вверх руку и даже не смотрит, но полотенце все же у него в руке, и ни одного промаха.

И все это во время действия.

Почти целую неделю шла подготовка к нашему пешеходному путешествию в Шаогуань, однако совершить этот переход и познакомиться с жизнью китайской деревни нам так и не удалось.

На юге назревали крупные события. В 1920 г. Сунь Ятсен в союзе с одним из китайских генералов, Чэнь Цзюнмином, занял Кантон. Это дало возможность Сунь Ятсену превратить Южный Китай в революционную базу для подготовки борьбы с реакционерами, державшими в руках Северный и Центральный Китай.

Сунь Ятсен созвал в Кантоне депутатов распущенного реакционерами в 1917 г. парламента. В начале 1921 г. депутаты объявили себя всекитайским парламентом и избрали «единственного законного президента Китайской республики» Сунь Ятсена — в противовес¹ президенту реакционного пекинского правительства Сюй Шичану.

Парламент предоставил Сунь Ятсену полномочия для ведения борьбы с Севером и объединения Китая, после чего он уехал на север провинции, в Гуйлинь, для формирования революционной армии.

Стремление Сунь Ятсена объединить и демократизировать Китай вызвало беспокойство иностранного империализма. Английские власти в Гонконге давно поддерживали Чэнь Цзюнмина, занимавшего пост военного министра в правительстве Сунь Ятсена. Подстрекаемый англичанами Чэнь Цзюнмин под всяческими предлогами оказывал сопротивление мероприятиям Сунь Ятсена по объединению Китая. Политике централизации Китая, провозглашенной Сунь Ятсе-ном, Чэнь Цзюнмин противопоставил автономию провинций, т. е. по существу сохранение политической раздробленности.