Китай в средневековом мире. Взгляд из всемирной истории - [40]

Был ли халифат сродни «варварским королевствам», образующимся на землях империй? Арабы селились в своих военных лагерях среди покоренных народов, впитывая достижения высокой культуры, принимая на службу представителей местной элиты. Боевой дух арабских воинов постепенно ослабевал, начинались междоусобицы, в особенности из-за неясных правил передачи власти. Но, в отличие от правителей варварских королевств, халифы не стремились подражать империям. Многое заимствуя в плане быта и культуры, арабы в обмен предлагали населению древних империй нечто гораздо большее — веру, новую культуру, новую жизнь — более понятную, более привлекательную.

Был ли халифат империей? «Царство Агарянское», как называли его православные источники, претендовало на универсальную власть во всем мире, смешивая народы в «плавильном котле» уммы — общины мусульман, не знающей преград в своем расширении. Бюрократия не сразу, но все-таки начинала складываться уже в халифате Омейядов (661–750), главным образом за счет ученых зиммиев — иноверцев, признавших власть ислама. Так, христианский мыслитель Иоанн Дамаскин был, как и его отец, казначеем у халифа. Багдадский халифат Аббасидов (750–1258), ядром которого стали земли древней Персии, как уже отмечалось, опирался на традиции иранской бюрократии. Но если прочие империи лишь стремились к гармоничному сосуществованию светской и духовной властей, то халифат был теократией, власть светская и религиозная были едины, причем вера в гораздо большей степени, чем у Карла Великого, придавала смысл существованию «праведной империи», обеспечивала высокую социальную мобильность, облегчала этнокультурный и этноконфессиональный синтез. Вчерашние зороастрийцы и христиане оказывались вдумчивыми читателями Корана, привнося свою древнюю ученость в комментарии.

Уязвимым местом халифата стало отсутствие постоянного войска. Когда воины-бедуины растворились среди местного населения или вернулись в свои пустыни, то армия халифов стала комплектоваться из наемников — горцев, тюркских кочевых или полукочевых народов или же из рабов-гулямов. Ни крестьянской армии, ни особого военного сословия здесь не возникло.

Но сколь ни велико было своеобразие халифата, ему была уготована общая судьба с другими империями той эпохи — стать неподражаемыми образцами для своих цивилизационных ареалов. Неслучайно историки культуры говорят о «Тайском ренессансе»,[19] «Македонском ренессансе», «Каролингском ренессансе», а время Гарун-ар-Рашида (786–809) станет вспоминаться как «золотой век» арабской культуры. Вернуться к этим классическим образцам будут призывать все новые поколения правителей, реформаторов, бунтовщиков. И чем менее достижимым становился идеал, тем более привлекательным был в истории образ этих великих империй раннего Средневековья.

Глава 3. Династии Сун и Цзинь X — начало XIII в.

От эпохи «пяти династий» к установлению династии Сун

После свержения династии Тан Китай вновь распался на несколько враждующих между собой государств. На их престолах сменяли друг друга императоры из числа вчерашних бандитов, вождей кочевых племен и военачальников, посаженных на трон армией. Этот период получил в истории название «Эпохи пяти династий и десяти царств» (906–960), хотя государственных образований в этот период насчитывалось еще больше. Междоусобные войны, набеги степняков и разрушение дамб вели к запустению Поднебесной. Столица Чанъань подверглась разорению до такой степени, что, по уверению современника, ее «развалины заросли боярышником и ежевикой, и по ним бегали лисы и зайцы». Население либо было перебито, либо уходило в более спокойные районы — на запад в Сычуань или на юг за реку Янцзы. В обществе неизмеримо возросла роль военных: коменданты военных округов — цзедуши — чувствовали себя полными хозяевами, армейская верхушка составляла большинство в окружении императора, местные чиновники различного уровня, деревенские общины, даже монастыри — все пытались содержать своих воинов, способных хоть как-то защитить в смутное время.

Китайская историография, ориентирующаяся на ценность государственного единства, рисует этот период самыми мрачными красками. Но, как и в эпоху Лючао, крах мощной империи нельзя оценивать однозначно. Ослабление налогового гнета и временное сокращение бюрократического аппарата позволяли быстро восстанавливать хозяйственную жизнь, как только наступало затишье. Новые крупные землевладельцы, сменившие танскую высшую бюрократию и знать, уже не надеясь на милости столичных властей, проявляли заинтересованность и в улучшении ирригационной системы, и в возделывании целины. Это вело к подъему сельского хозяйства. Особенно бурно развивалось хозяйство в южных районах, удаленных от опустошительных набегов степняков. В новых государствах некоторым из вельмож удавалось сохранять культурные традиции, лавируя между враждующими правителями. Так, Фэн Дао (882–954) с характерным прозвищем «Никогда не унывающий старик» пережил восьмерых императоров пяти разных династий, сохраняя при этом должность цзайсяна. Покровительствуя ученым, он заботился о редактировании свода конфуцианского канона и основал в Лояне типографию, печатавшую эти тексты с деревянных досок. Гравюры на дереве были известны и ранее, но тиражирование книг применялось впервые. Фэн Дао считается изобретателем ксилографии.