Китай - [3]

– Почему она так поступила?

Хотя Ньо был всего на год моложе Мэйлин, но, как она заметила, все еще выглядел мальчишкой. Он потупился и какое-то время смотрел себе под ноги, а потом признался:

– Наверное, из-за моих слов.

– А почему ты здесь, братишка?

– Я сбежал! – Он улыбнулся, словно это был повод для гордости.

– Ох, Ньо… – Мэйлин собиралась было расспросить его о подробностях, но юноша жестом показал, что кто-то подсматривает из-за ворот за ее спиной. – Жди меня на въезде в деревню завтра утром, – поспешно велела она. – Я попробую прийти с первыми лучами солнца. Если не приду, возвращайся на то же место на следующий день. А теперь беги! Быстрее! Быстрее!

Ньо скрылся в бамбуковой рощице, а Мэйлин обернулась.

У ворот стояла молодая женщина с овальным личиком. Это была ее невестка Ива. Они обращались друг к другу «сестра», но на этом все сходство заканчивалось. Иву нарекли в честь изящного дерева, однако, если снять восхитительную одежду и смыть косметику, которую она тщательно наносила на лицо, Иву сочли бы невзрачной. Ива была родом из богатой крестьянской семьи по фамилии Вань из соседнего уезда. И хотя она вышла замуж за старшего сына господина Луна, жители деревни почтительно называли ее по традиции госпожой Вань. Семейство Вань могло себе позволить не работать, так что дочери с детства бинтовали ноги[7], и теперь у Ивы была семенящая походка, отличавшая ее от бедных крестьянок типа Мэйлин, чья семья трудилась в полях.

Ива была чуть выше Мэйлин и слегка сутулилась, но элегантно, словно бы кланялась, как положено благовоспитанной даме. Мэйлин была миниатюрной и крепко стояла на своих здоровых ногах, как обычная крестьянка. С самого раннего детства она считалась самой хорошенькой девочкой во всей деревне.

Если бы ее родители не были так бедны, то могли бы позволить себе бинтовать ей ноги, наряжать в красивую одежду и в итоге продать торговцу в один из местных городов в качестве младшей жены или наложницы. И хотя Мэйлин была прелестной, никто даже представить себе не мог, что она выйдет замуж за сына господина Луна.

На самом деле большинство людей сочли их брак скандальным, а ее свекровь пришла в ярость.

Между Ивой и Мэйлин имелось еще одно отличие. Ива успела родить мужу ребенка, однако, к неудовольствию его родителей, на свет появилась девочка[8]. К счастью, Ива снова была на пятом месяце беременности.

Когда они вернулись в передний двор дома Лунов, Ива апатично взглянула на Мэйлин:

– Я знаю, кто приходил.

– А?

– Это был твой двоюродный брат Ньо. Я все про него знаю. Ты зовешь его младшим братишкой. – Она медленно кивнула. – Все в доме знают, что он тут, но нам запретили тебе говорить.

– Даже мужу?

– Он хотел сказать, но побоялся, что ты попытаешься увидеться с Ньо и попадешь в неприятности. Он пытался тебя защитить. Всего лишь.

– Ты расскажешь Матушке?

– Можешь довериться мне, сестрица! – Во дворе росло низенькое апельсиновое деревце, и, дойдя до него, Ива замешкалась. – Не пытайся увидеться с ним, сестрица. Если Матушка узнает, то высечет тебя. А то и что похуже.

* * *

В середине этого же дня в Калькутте экипаж, запряженный одной лошадью, вез двоих молодых англичан через симпатичные предместья Чоуринги. Шторы были опущены, чтобы защитить от слепящего света. Хотя в Индии этот сезон и считался прохладным, солнце светило ярче и припекало куда сильнее, чем в самые жаркие летние дни в Британии.

Чарли Фарли был веселым малым. Во время крикета, в который он отменно играл, ему хватало роста, чтобы внушать уважение. Его круглое лицо стало еще круглее, когда волосы надо лбом поредели.

– Я пока еще не лысый, – шутил он, – но полысею к чаепитию.

Голубые глаза смотрели из-за стекол очков дружелюбно, однако ни в коем разе не глупо. Не только в крикете, но и в целом по жизни он вел честную игру.

Его друг Джон Трейдер был чуть выше ростом, худощавый, довольно красивый, с волосами цвета маслин. Однако в напряженном взгляде темно-синих глаз не было ни капли веселья.

– Все это ужасная ошибка, – мрачно произнес он.

– Чепуха, Джон! – воскликнул Чарли Фарли. – Я сказал полковнику, что ты спас мне жизнь. Он будет очень корректен с тобой. – (Через пару минут колеса экипажа захрустели по гравийной подъездной дорожке.) – А сейчас закинем письма тетушке Харриет и поедем дальше. Так что постарайся выглядеть счастливым.

Дом его тетушки был типичным колониальным коттеджем в лучшем смысле этого слова, с верандой по периметру здания и широкими карнизами, которые поддерживали приземистые ионические колонны, выкрашенные белой краской. Из просторного центрального холла можно было попасть в роскошную гостиную и столовую, и обе комнаты хозяйка обставила в английском стиле. Когда молодые люди подошли к двери, буквально из каждого угла выползли слуги-индийцы в белоснежных одеяниях.

Тетушка Харриет, очевидно, услышала приближение экипажа, поскольку уже ждала их в холле. Чарли обожал тетушку. Как и его мать, которой Харриет приходилась сестрой, тетушка сохранила золотистые локоны, как в юности. У нее были честные синие глаза, и они с мужем привечали всех новоприбывших в Калькутте с добродушным гостеприимством, которое стало визитной карточкой колониальных торговцев.