Кисмет - [43]

— Да! — кричит она, поднимая ноги и обхватывая ими спину Пита. Это сигнал для него, и он наклоняется, чтобы изменить угол, находя нужное положение и прижимаясь животом к ее лонной кости. Ядро превращается в горячий шар, который начинает раскалываться и разливать жар, распространяющийся в грудь и в ноги.

— Сейчас, — шепчет Анна, прижимаясь к Питу.

Он хрипло стонет, она задыхается от наслаждения, и слово «четверг» отдается в ее мозгу, а горячие волны растекаются по ногам, рукам, голове; затем все тело заполняет огонь, который собирается в красную вспышку и рассыпается медленными мерцающими волнами.

Потом они лежат рядом под одеялом, которое подобрали с пола. Пит кладет тяжелую руку на ее грудь. Он заметно устал, но не хочет засыпать, чтобы сполна насладиться минутой гармонии.

— У тебя получилось? — спрашивает он.

— Да. Ага.

— Но ты ведь выпила.

— Да, — отвечает Анна, только сейчас осознав, как редко это случается. — Забавно, да? Черт его знает, от чего это зависит?

— Скорее всего, все это надумано, — Пит ближе придвигается к ней.

— И Зара говорит то же самое, — замечает она и тут же, пугаясь, что он может спросить о том, как они провели вечер, спешит добавить: — Надо спать, Пит. Уже за полночь.

— И правда. Уже среда. А завтра четверг, канун твоего дня рождения.

— Да, — произносит она и слышит в своем голосе паническое придыхание. Она отворачивается от Пита и удобнее устраивается на подушке. Натянутое на голову одеяло отражает звук ее быстрого неровного пульса. Пит убирает руку и постепенно проваливается в сон — дыхание его становится медленным и хриплым. А Анна лежит в темноте с широко раскрытыми глазами.

СРЕДА

Анна пролистывает вверх-вниз файл «Сахина_6» на своем компьютере и размышляет, достаточно ли сделано на сегодня. Уже половина восьмого вечера, и третий этаж почти пуст. В отдел новостей скоро придет ночная смена, а спортивный отдел и сектор, выпускающий спонсорские материалы, прервут деятельность до утра; даже экран с круглосуточными новостями выключается в девять часов, и ночью работает только большое табло, обновляющее данные каждые десять секунд неизвестно для кого.

Однако Ингрид все еще здесь, что-то печатает; она, как всегда, сидит прямо, приблизив лицо к монитору, и Анна, похоже, последние несколько дней предпочитает это положение прежней расслабленной позе, когда она чуть ли не лежала на стуле. Две девушки словно идут нос к носу в каком-то неподвижном соревновании. Анна решает еще раз причесать документ. Статья обрела форму, общую логику и ритм; заметно, как они постепенно отчетливо вырастают из трясины слов. Анна начинает текст с краткого изложения подъема Сахины к высотам мировой архитектуры, предположительно по головам, пересказывает большинство жестоких и пугающих историй, почерпнутых ею из других изданий, от Vogue и Times до Newsweek. Затем она разрушает этот стереотип подробным репортажем о том, как вошла из темного коридора в офис Сахины, описывает просторное помещение — идиллическое место, где молодые, модно одетые и боготворящие свою начальницу сотрудники смеются и изображают звук поцелуя, проходя мимо нее. Дальше статья развивается по тому же образцу: с привычной дистанции представлена карьера Сахины, упоминаются самые известные здания и полученные награды, а затем Анна переходит к броскому фрагменту, который вроде бы противоречит всему сказанному, приводя слова Сахины о том, что молодым людям не следует стремиться в архитекторы, и о том, что она не хочет, чтобы ее здания были изысканными. Анна отбросила все язвительные замечания мисс Бхутто — ремарку о лишенных вкуса правительственных чиновниках и ее сомнения в компетенции журналистки, — поскольку она видит основной целью, задачей первостепенной важности показать, что Сахина не такая уж ведьма, как ее представляют.

Всё на своих местах. Предстоит еще довести до ума стилистику: путаные обрывистые предложения не связаны между собой и вообще не понятны никому, кроме Анны. Но об этом беспокоиться не стоит. Для нее сделать текст связным и стройным — один из последних, не требующих больших умственных усилий этапов подготовки статьи, сравнимый с вычиткой на предмет опечаток, этим она занимается после того, как основная работа — расположение фрагментов в логическом порядке — закончена.

— Всё! — восклицает Ингрид, снимая наушники и откидываясь на стуле. — Я пас! Ты выиграла.

Анна смотрит, как коллега выключает компьютер и надевает пальто, то и дело тихо вздыхая — это вошло у нее в привычку с тех пор, как ее бойфренд Сэм отбыл в экспедицию на Амазонку, где должен провести шесть недель на каком-то дереве, чтобы снять киноматериал на несколько секунд о том, как размножаются и дерутся ядовитые лягушки.

— Завтра утром я тебя опережу, — говорит Анна. Ингрид смеется, отвечает, что на святое замахиваться нельзя, и уходит.

Теперь Анна на этаже одна. Хотя на самом деле нет. Повернувшись на стуле, она видит, что Стюарт еще здесь, сидит спиной к ней за своим столом. Жутковато оставаться с ним вдвоем. Мысль о разнополых людях, задержавшихся допоздна в пустом офисе, неизбежно имеет сексуальный подтекст, независимо от того, есть между ними половое влечение или оно напрочь отсутствует. Думать об этом неприятно, но всякие глупости невольно лезут в голову. Однажды, больше года назад, они шли навстречу друг другу по лестнице — начальник спускался, она поднималась, — и в зеркальном стекле площадки Анна увидела, как Стюарт поворачивает голову и откровенно рассматривает ее задницу. Хуже того, их глаза встретились в стекле, он заметил, что она поймала его похотливый взгляд, и, покраснев от смущения, поспешно отвернулся. В течение следующего месяца Стюарт разговаривал с ней лично только в случае крайней необходимости, ни разу не подошел к ее столу, указания пересылал по электронной почте, и Анна представляла, как он втайне сгорает со стыда.